Горькое молоко. Золотой брегет. Тюремный шлейф

…И тут его топчан неожиданно приподнялся ввысь. Гнутый и Одессит понесли Беду, как индийского магараджу к параше.

Поставили топчан на пол. Гнутый снял крышку с параши, а Одессит с раболепием спросил:

— Ваше превосходительство, изъявите желание пописать?

Беда, спросонья улыбаясь такой выдумке сокамерников, подошёл к параше и начал оправляться.

Эти двое носильщиков, всю процедуру оправки отдавали честь параше, сопровождая голосовыми стимуляторами, вызывающие естественные позывы, пись, пись, пись.

С самого утра камера наполнилась смехом. Оправившись, Беда оттолкнул от параши двух её «рабов» и сел на скамейку:

— Сегодня Хохла меняет Муркеша, — сказал он. — Дыру опять будет бетонировать. Надо сигареты курковать в другое место или через отверстие около трубы переправить в соседнюю камеру.

…И действительно зайдя в камеру, первым делом Муркеша обратил на вновь образовавшее в полу отверстие.

— Я сегодня туда два ведра бетона намешаю со стеклом и забью её на вовсе, что вам в жизнь её не раздолбить. Я вам покажу, как мой балабас жрать, и в чемодан мой коллективно срать, — угрожающе сказал он.

По всему изолятору прокатился оживлённый смех. Монах подтолкнул Одессита на Муркешу.

— Фас его, взять Джульбарс шайтана неверного?

— Гав, гав, гав, — прямо в лицо облаял Одессит Муркешу.

Тот изумлённо посмотрел на него, затем глупо заулыбался и стремглав выбежал из камеры.

…Время наступило развода, у вахты стояли бригады, дожидаясь своих машин, которые доставляли заключённых на объекты. Одессита загнали на окно, которое выходило на ворота вахты, и заставили в форточку кричать. Он прокашлялся, прочистив голос, и заорал:

— Я петух с обшибленными перьями Русаков из Одессы, кукареку, я трахаться хочу. Кукареку, у у у у!

Эту фразу он прокричал несколько раз, от чего у ворот вахты раздалось громкое веселье, а у дверей камеры появился ДПНК Карандаш, сменивший Морковку. Следом за ним пришёл начальник первого отряда.

Карандаш улыбался неестественно и был больше похож на помешанного человека, который неожиданно потерял разум.

Начальник отряда был серьёзен и молчалив.

Одессит сидел на окне, свесив ноги, и смотрел на них уже не с одним фонарём под глазом, а двумя.

— Это ты секса хочешь? — спросил Карандаш.

— Гав, Гав.

— Но, но, погавкай у меня, — погрозил ему пальцем Карандаш и ушёл проводить развод.

— Беда, подойди сюда, — позвал начальник отряда Сергея.

— Прекращай. Ты понимаешь, что камеру в вертеп превратил. Это чревато. Уйди домой красиво с чистой душой.

— Гражданин начальник, я не при делах. Я сижу на скамейке и никуда не лезу. Мне безразлично, что в камере творится. Я просто отдыхаю, — громко сказал Беда, чтобы слышала вся камера.

— Смотри, чтобы тебе этот отдых боком не вышел, — предупредил он Беду и закрыл вторую дверь.

…Через некоторое время принесли завтрак. Съев овсяную кашу, в эти же миски Муркеша налил кипятку, который пили с сахаром взятого из дыры. Одну миску с кипятком оставили.

Отделив заточкой несколько щепок от скамейки, подожгли их и заварили крутой чифирь.

Пустили миску по кругу. Когда Муркеша открыл дверь, чтобы забрать миски, густой дым пахнул ему в лицо. Он захлопнул дверь, и вскоре в камере появились заместитель начальника колонии, кум и Карандаш.

— Так, значит, продолжаем нарушать? — осматривая с ненавистью сокамерников, сказал заместитель. — Подготовь постановления на всех? — обратился он к куму. — Пускай всё лето в изоляторе сидят, а мало будет. Отправим в БУР на лесную зону.

— У них у половины уже имеются добавки, — доложил кум.

— Ничего, не скупись сутками, это им на пользу пойдёт, если не понимают человеческого языка. Чего вам не хватает? — спросил он у заключённых. — Работать не хотите, водку пьёте. Из вас не получится хороших людей, так, как у вас совсем отсутствует гражданская совесть.

— В данный момент мы не граждане, а заключённые, — не выдержал Монах, — а хотим мы самую малость. Баню, свежую прессу и по пачке сигарет каждому.

— И по два грамма масла положенных, чтобы в кашу не забывали лить, — добавил Одеколон, молодой парень из Канавина.

Заместитель понимал, что они паясничают. И всерьёз, на выдвинутые ими требования не обратил внимание.

— Если будете продолжать вести себя подобным образом, баню я вам устрою. — Забери у них скамейку? — приказал он Муркеше. После чего вся делегация удалилась из камеры.

…После них в изолятор нагрянули контролёры и что могли, всё выгребли из камеры. Оставшаяся пачка чая была сжёвана штрафниками всухую. Сигареты гвозди и заточка, находились к этому времени в соседней камере. Один из контролёров протиснул свою руку в дыру, но кроме несколько картофелин, ничего там не нашёл. Забрав миски и скамейку, они закрыли камеру на две двери.

— Хорошо, что сигареты уберегли, — сказал Монах.

Беда подошёл к нему и тихо сказал:

— Если хотите привлечь к себе внимание администрации, чтобы вам остальные сутки послабуху сделали. Долбите проход в другую камеру, здесь стены жидкие.