Горький: страсти по Максиму

Смерть Блока, расстрел Гумилева (ускоренный именно потому, что Горький бросился хлопотать за Гумилева в Москву), наглость Зиновьева и непробиваемое мнение Ленина, что все, чем занимается Горький, – это “пустяки” и “зряшняя суетня”, привели к тому, что Горький из России уехал. Но поостыв в эмиграции, он вновь стал посматривать в сторону советской России. Недостаток денег начинает сильно омрачать быт соррентинского отшельника, причем главным образом даже не его, а его большой семьи. Семья Горького привыкла жить на широкую ногу. Тимоша любила одеваться по последней европейской моде. Так пишет Нина Берберова, кстати, без тени осуждения. Сын Максим был страстным автогонщиком. Спортивные машины стоили дорого. Только в СССР он мог позволить себе иметь спортивную модель итальянской “лянчи”. Наконец, глава семьи привык жить в почти ежевечернем окружении гостей, за щедро накрытым столом. И не привык считать деньги настолько, что их от него прятали.

Все это – неограниченный кредит, отсутствие забот о доме и даче, щедрые гонорары и т. д. – Сталин обещал Горькому через курсировавших между Москвой и Горьким людей. Впрочем, это было и так ясно: всемирно известного писателя, вернувшегося в СССР, не могли поселить в коммунальной квартире, как Цветаеву. Эта часть соглашения с Кремлем была очевидна, но едва ли сам Горький ожидал, что ему подарят особняк Рябушинского, дачи в Горках и Крыму. В этой части их соглашения Сталин переиграл, как классический восточный деспот, закармливающий фаворита халвой до смерти. Да и символика была не без фарса. Хозяин роскошного особняка, построенного архитектором Ф. О. Шехтелем, – С. П. Рябушинский жил в эмиграции, как и все братья Рябушинские, члены огромной купеческой семьи, изгнанной из России революцией. Оставшиеся на родине их сестры, Надежда и Александра, погибли на Соловках в 1938 году.

В материальном отношении Горький и семья получили всё и даже сверх меры. Между тем не будем забывать, что в 1917–1921 годах в квартире Горького на Кронверкском в шкафу висел один костюм, а на фотографии празднования годовщины издательства “Всемирная литература” на столе стояли только чашки для чая.

Справедливости ради надо сказать, что Сталин в этом отношении был дальновиднее своего учителя Ленина. Литературе он придавал огромное значение. В разработке проекта Союза писателей СССР он принимал личное участие и отступил под нажимом Горького, который пожелал видеть в руководстве своих людей. Он всегда умел временно отступать, чтобы затем вернуться и править единолично.

В отношении писателей у Сталина была весьма избирательная логика. Сталин поддерживал жившего в Кремле большевистского поэта Демьяна Бедного с настоящей фамилией Придворов. Но вторым после Горького по значению писателем стал граф А. Н. Толстой, когда-то работавший в белогвардейской прессе. Сталину нравилась пьеса Константина Тренёва “Любовь Яровая”. Но он поддержал и Булгакова с его “Днями Турбиных”. Смертельно больному Куприну было позволено вернуться на родину. И не просто позволено. Ему была сделана бесплатная операция раковой опухоли, созданы все условия, чтобы он беззаботно дожил последние дни. А ведь Куприн во время Гражданской войны писал оглушительно резкие статьи против “красных”. Откуда такая милость? Какой от возвращения Куприна лично Сталину был прок?

Объяснения можно найти разные. Но была некая общая логика, согласно которой Сталин “окормлял” наиболее крупных писателей. Когда Бунин получил Нобелевскую премию, Сталин будто бы сказал: “Ну, теперь он и вовсе не захочет вернуться…” Допустим, это легенда. Но после войны Бунина реально пытались заманить в СССР. Это известный факт, как и то, что на банкете в советском посольстве Бунин вместе с остальными поднял бокал в честь генералиссимуса. И Маяковского Сталин безошибочно выделил после его смерти среди футуристов и “лефовцев”. И к Шолохову у него было особое отношение.

В то же время именно в период правления Сталина были уничтожены многие прекрасные поэты и прозаики. Понять логику этих казней и немилостей в некоторых случаях невозможно. Уничтожили Даниила Хармса, но до поры не трогали Бориса Пастернака. Старательно истребляли лучших крестьянских писателей – Клюева, Орешина, Клычкова, Васильева. От очерка “Впрок” Андрея Платонова Сталин пришел в такое неописуемое бешенство, что автор на всю жизнь был вычеркнут из списка советских писателей. С другой стороны, не был запрещен “Тихий Дон”.

Сталин вел с писателями свою, достаточно сложную игру. Конечно, это не была интрига того накала страстей, которая была у него с оппозицией. Но это были тоже напряженные и по-своему увлекательные игры (только не для тех, кого казнили) между литературой и Сталиным. И вот в эту игру Горький решил ввязаться, рассчитывая на свой мировой авторитет и понимая, что Сталин нуждается в нем.