Горюшко от умишка

– Из чьих барышня будет? – наконец, нашла паузу мать и кивнула на девушку.

– Туся оныя, – начал Михей, девушка спешно отвела от неудобного расспроса, понимая, что парень мало что знает:

– Таисия Акифиева из Заломовых! Хотя осталось нас на белом свете, посшитай, я да Гаранька, братец младшой… Лямой мальца, а парняга душевный…

– Родители аки жа? – погладил бороду дядька Андрей.

– Отец чай в лесах сгинул…, – затараторила девушка, – Люди баяли косматый заломал… Маменька и скорби годинной не пережила как усопла… Тётка взялась опекать, да в тот жа год преставилась, тады и продали нас в услужение…

– Заломал медведь Заломова? – заметил дядька Михаил и посетовал: – Хватили лиха, стало быть?

– Чай не младенцы по ту пору были, едино держались…, – ответила Туся и поджалась к Михею.

– Вижу, Полюшка, поладят они? – шепнула тётка Феона сидящей рядом Апполинарии.

– Далече зришь… Да не к часу баять о том…

– А лета тебе коя, барышня? – вступилась Евдокия.

– Осьмнадцатый, а Гаране шоснадцать, – ответила девушка и еле слышно шепнула Михею: – Не испужает? Обнадёжил – не отрекай?

– Што ты, Тусенька, и в мыслях не имел…, – шепнул ей Михей, и осадил тёток: – Тётушки, буде вам пустословить!

– Пожалуй, пойду-ка! – неожиданно встала девушка, – Покамест косточки мои добела промоют, Лёнке с Нюшей помогу… Умаялись вдвоём, поди, всю обедню на кутье…

Туся ушла на кухоньку помогать сёстрам Михея.

– Ох, бойка зазноба… и разумлива! – Евдокия взяла сына за руку, – Противу от меня не будет…

– Давно ли ладите? – прищурилась Феона.

– С неприятия да без ладу не повёл бы в дом… Жаль, отцу открыться не вышло…, – отрёк Михей.

– Ну да… Терь уж и не выйдет…, – охолонилась Феона.

***

Едва договорила, тётки успели поохать, в дверь заглянул один из отобедавших бородачей, окинул всех взглядом и как-то виновато обратился к Евдокии Филипповне:

– У ворот ваших Свишка притулился, причитает чаво-та! Пригласить бы, помянуть Якова Степаныча? Грешно эким днём убогих отваживать?

– Как жа, чай как жа не приветить-те? – встрепенулась мать, – Михей, поди-ка выйди на дворок, кликни Блаженного… Яков наш близко Свишку привечал…

Своею рукой отворив перед нищим дверь, Михей привёл бородача в лохмотьях, истрёпанных башмаках, с кривым подогом в руке – Свишку Блаженного. Стол был уже прибран, но загузастая Анна с кутьёй и квасом стояла наготове.

– Свишка, сердешный, что жа до ворот-те дошёл, а в дом нейдёшь? Али обидели чем? – приподнялась со стула Евдокия. Остальные развернулись на Свишку и затихли.

– Незвань на дом – держись за кром! – скрипучим голосом оправдался блаженный.

– Што ты, сердешный, кое неверие?

Свишка тронул лоб навершием подога, приклонился, отставил подог к стене, и стоит в ожидании приглашения к столу:

– С поклоном вам, люди добры…

– Здрав будь, Свирид! – откликнулись дядья.

– Здравствуй, Свиша! – поддержали тётки.

– Пойди к столу, помянуй Якова кутьёй да квасицем…, – предложила Евдокия, Анна поставила на дальний конец стола поминальные блюда, – А хошь, и покрепше чем?

Свишка сел, но демонстративно всё отодвинул:

– Чур меня… Мнимое Свишке без хмельного открыто…

– Не чурайся, Блаженный… Помянуй скоромно…

– Поминати надо-те мыслею доброю… До девятины душа убиенного за вас прещатися, до сорочины во снах являтися…, – отнекался Свишка и зыркнул на Тусю: – Поднеси мне, молодица, мурцовки плошку, да сбитеньку малёшку…

– Обождёшь чуток, так покрошу на скору руку? – упредила Туся и увлекла за собою на кухню Анну.

– А напредки, люди добры, навещаю терзания смутные…, – Свишка вкатил глаза под лоб, вогнав всех присутствующих в оторопь, – Годы грядут лихие, голодные… Погибелью охватит землю до окияна дальнего, брат пыдёт на брата, отец на сына… Оны отрекутся от Бога своего, ины на плаху взойдут с Его знамением… Многих Он призовёт ране отведённого, а иным отпустит страдания во веки вечные…

– Никак война к нам докатится? – не выдержала Феона.

– Всё грядёт, война и голод, и болезнь и холод… И богаты станут нищими, и дома под пепелищами…, – молвил Свишка.

Туся принесла плошку, поставила перед блаженным:

– Лячкай, сердешный, иди ли с Богом… Пужать людей не время выбрал, усопшего поминаем…

Свишка осёкся, вернул глаза и зыркнул на хозяев:

– Род ваш, хозяева приветные, многия напасти стороной обойдут, держаться коли купно будете…

После чего Свишка схватил за руки Алёну с Тусей, её как обдало жаром и пошатнуло, и навещал обеим:

– Те, молодица, разлуку навещаю и скитания в чужбине… А тебе, девка, довеку тяглом стиснуться… Наперёд горюшко тя караулит изнова, опосля все беды отступят надолго…

– Усладно, што надолго, – Туся высвободилась, переняла у Анны бумажный куль, сунула Свишке: – Не серчай на меня, Свирид, а печево вот… с собою прихвати…

– Заёмно в экой отраде душу чаять…, – одобряя повадки девушки, сощурилась Феона.

– Сметливую девку врасплох не застанешь…, – поддержала Апполинария.

Глава IV

Поминки закончились к темени. Михей вызвался отвезти Тусю до дома, наладил экипаж. К воротам дома Скородумовых подъехали затемно. Не мерцай фонари по улице, так хоть с масляной лампой ходи, а всё одно чуть не наощупь.