Горит восток

Не хотелось вставать из-под суслона. От колосьев чуть отдает солодом. Приятно холодит солома натруженную за день спину. Очень много Дарья сегодня вымахала серпом, зато, как и задумала, страду свою кончила. Теперь руки развязаны. Погода держится сухая. Немного выстоится хлеб в суслонах — в скирду его сложить. Обмолотить попозже можно. Затепло да посуху надо к зиме жилье приготовить. Сдали им внаем избу, а она — как решето: и крыша течет, и во все щели зимой ветер дует. Законопатить — дело нехитрое, сумеет Дарья и сама, а вот с крышей… Надо дранье покупать. А где взять деньги? Надо в помощь звать кого-то. Одной никак не справиться, и безногий Еремей тут не помощник.

Вспомнилось, как она первый раз на сев семена доставала. Ну, землю, этот вот, кровавыми мозолями взятый от леса кусок, она приготовила. Вспахать помог Егорша. А засеять чем? Поклониться Петрухе? Нет. Решила Дарья лучше еще раз пойти к Егорше. Он своей кости человек. Встретил ее ласково. Сам сказал: «Вижу, в чем дело. Да как тут из положения выйти?» Подумал: «А выйти так — корову зарежу». Дарья наотрез отказалась. Единственная корова, а ведь семья у него. Как без молока ребятам? Опять подумал Егорша. «Нет, иного не выдумаешь. Не погибать же тебе с калекой мужем да с девчонкой. А я как-нибудь на ружье перебьюсь. Было же у меня в жизни раз, что корова два года ходила яловой. Ну, будем считать, что вроде и опять она яловая». Все смеялся потом: «Тебе, Дарья, не рожью, а коровой поле засеяли, к страде, гляди, целое стадо вырастет». Хороший мужик Егорша. Собрала хлеб на будущий год, стала ему долги отдавать — не только копейки за заем не потребовал, а еще спросил: «Ты-то с чем останешься?» Рассчиталась Дарья сполна, сказала ему: «Хватит и нам. Проживем хорошо». А у самой только семена, да если чуть продать, на молоко Ленке, — и так совсем было уморила ребенка. Очень они тот год голодали.

Пролетела стайка лесных клестов, расселась на поодаль стоящих деревьях.

«Вот они, молотильщики, уже прилетели. Первая доля — им».

Дарья встала. Ах ты, боже мой! Солнце нижним краем уже коснулось гор. Скоро стемнеет. Думала сегодня засветло прийти. Сама виновата — работу закончила быстро, а потом и уселась, как барыня…

Она встряхнула платок, выровняла у него концы и подвязала голову. Дарья не любила, когда одежда на ней сидит косо, криво. Подняла с земли серп и забросила его себе па левое плечо. Он мелкими зубчиками крепко зацепился за кофту.

За эти пять лет к ее пашне протопталась тропинка. От осыпавшихся листьев тянуло острым осенним холодком.

Шиповники, разросшиеся обочь тропинки, дергали Дарью за платье.

«Быстро как лето опять пролетело, — думала Дарья, спускаясь косогором к открытой елани, — и ничего не успела я сделать. Как в кругу. То на пашне, то от дому к пашне, то в лес — дров нарубить, там их вывезти надо, то с зерном на мельницу или с мукой на базар. И все надо, без этого никак дня не проживешь. А годы прошли, и ничего ни в доме, ни на поле не прибавилось. Неужели же так и всю жизнь доведется? Всё в нужде и в нужде. Эх, Сибирь ты, Сибирь привольная, для кого только приволье твое?»

Выйдя на наезженную дорогу, Дарья прибавила шагу. У нее уже стало привычкой: с места быстро не брать — сразу выдохнешься, и потом то и знай садись отдыхай. А если исподволь разомнешься — скорей дойдешь.

Слева, за ручьем, на возвышенности, курились дымки. Белели тесовые крыши новых построек. Протяжно и требовательно мычали коровы, — должно быть, работницы запоздали с доением. Напереклик ржали жеребята. В чуткой предвечерней тишине отчетливо слышен был веселый топот их легких копыт.

«В один год с Петрухой в Рубахиной мы поселились, — и снова недобрая усмешка пробежала по лицу Дарьи, — а разместились на рубахинской земле не совсем одинаково…»

…Петруха за эти пять лет отстроился полностью, и на широкую ногу. В Кушуме было у него хорошо — здесь должно стать еще лучше. Там постепенно, из маленького, разрасталось хозяйство, и все это было как надставки, заплаты к старому, дряхлому. Осевшие набок, почерневшие стайки для скота, а вокруг них новый забор. Изнутри весь дом выкрашен масляной краской, а нижние венцы подгнили, и по крыше поползли зеленые мхи. Здесь все должно быть как с иголочки, блестеть и снаружи и внутри. Там дом был большой — здесь дом должен быть еще больше. Там дворы для скота широки — здесь должны быть еще привольнее. Переезд в Рубахииу Петрухе не стоил почти ничего. Он выгодно продал в Кушуме все свое хозяйство, а здесь ему отстроиться помогло общество. Как не помочь: уважаемый человек! Не так много Петрухе понадобилось на это и водки.