Горящие сады

Ансаривад, прямая, умытая, приближала их к городу. Впереди далеко возникла на асфальте цепочка солдат, и в солнечном воздухе слабо и игрушечно прозвучали хлопки. Еще и еще, и легкая, прозрачно звучащая очередь. Они подкатили и замедлили ход. Солдаты преградили им путь, заглядывали внутрь, пропускали, торопя прочь взмахами. Шофер кивнул, что*то пробурчал недовольно, погнал «шевроле». Стрельба, все такая же тихая, далеко за солнечными особняками и стенами, прозрачно рассыпалась в небе.

— Что за черт! — озирался шофер.

Волков чувствовал: город среди белого дня и солнца был уже измененным. В нем что*то случилось, что*то затмило его, неслось среди улиц, пока неизвестное, и он, Волков, отделенный скоростью, салоном машины, чувствовал невидимую, на город упавшую тень.

Близко за домами ударила очередь, трескуче и жестко, и прохожие, прижимаясь к стене, побежали, из прогала выскочили два солдата, кинулись согнувшись, держа автоматы, нырнули в другой прогал, и оттуда близко, в упор треснуло, и дальше вдоль улицы откликнулось очередями и выстрелами. Где*то рядом ахнула звонко пушка, не танковая, а помельче, с боевой машины пехоты.

Волков сидел напряженно. Марина, побледнев, прижалась лицом к стеклу.

— Пригнитесь! — сказал он ей. — Пониже! Еще!

Их задержали у Дворца Республики. Площадь была оцеплена. Офицер резко, зло отмахивал рукой, отворачивал машину. Ему вторил солдат, плашмя автоматом отталкивая «шевроле» назад. Они развернулись и, слыша стрельбу, выехали на набережную и увидели разрозненно бегущую толпу, и с той стороны, от рынка, через мост, казалось, прямо по ним ударила очередь. Шофер, напоровшись на выстрелы, качнул в торможении машину, выругался, и в развороте Волков успел разглядеть желто-серое рассерженное лицо хазарейца с маленькими черными усиками, вскинутый грязный кулак. Что*то тяжело, металлически ухнуло по багажнику.

— Черт, разобьют! — Шофер, горбясь, выкручивал руль, пускал машину в узкий проулок, раздвигал капотом толпу. И оттуда, из-за вывесок, крыш, взвинченных и орущих толп, хлестнуло, просвистело мимо, шмякнуло в кирпичную стену. — Ядреный корень! — Оборачиваясь, весь белый, шофер нажимал сигнал, выводил машину назад, а перед ней, охватывая ее, не пуская, валила толпа, била кулаками в капот. Ком жидкой грязи расплющился на лобовом стекле.

— Ложитесь! — Волков с силой, пригибая ей голову, валил Марину сзади себя на сиденье, сам пригибался. — Гоните вдоль набережной!

Машина, осев на рессоры, развернулась и, мощно взревев, помчалась вдоль грязно-коричневой реки, обгоняя бегущих людей. Подкатила к отелю со стороны двора, где афганские солдаты, лицами все в одну сторону — к парку Зарнигар, смотрели на орущее клокотание, и один солдат выносил на ступеньки ручной пулемет.

— Черт, разбили багажник! — Шофер обходил хвост машины, трогая свежую вмятину.

— Идите в номер, — сказал Волков Марине. — Я зайду за вами. Передам материал — и к вам.

— Я боюсь. — Все еще бледная, она глядела сквозь изгородь на Зарнигар.

— Теперь уже все. Не страшно. — Он проводил ее до номера, дождался, когда она закроет дверь, щелкнет ключом. Спустился к себе. Понимал, что отпущены ему краткие минуты, что город, ревущий, словно гулкая, переполненная звуками бочка, потребует от него новых сил и работы.

Люкс был прибран. Лежал на столе оставленный им неделю назад блокнот. На спинке стула висел галстук. Волков почти успокоился, отключил внимание от происходящего в городе, сосредоточился на скором звонке из Москвы.

Снял часы, засекая время. Зажег настольную лампу, разложил под ней исчерканные листки. И решил принять душ, смутно предчувствуя, что другого времени для этого может не быть. С наслаждением, радуясь шелесту горячей воды, стоял под душем, оставив приоткрытой дверь ванной, посматривая на телефон. «Сначала душ, — думал он. — Потом телефон. А потом уж все остальное», — имея в виду доносящуюся сквозь плеск воды перестрелку.

Побрился, вытирая насухо посвежевшее, порозовевшее лицо. Надел чистую рубаху с серебряными запонками, повязал перед зеркалом галстук, думая, что все-таки зайдет за Мариной и они спустятся пообедать, — ресторан, он заметил при входе в отель, продолжал работать. «Сначала галстук. Потом телефон. Потом обед. А потом уж все остальное». И не удивился, взглянув на часы, услышав звонок в момент совпадения стрелок.

— Хелло! Мистер Вольков! Москоу, плиз! — И сквозь пергаментные хрусты и шелесты услышал близкий, чуть резонирующий в мембране голос Надеждина:

— Але, Кабул? Не слышу! Волков? Але, Кабул?

— Да не кричи ты, всех разбудишь, — сказал Волков. — Я слушаю.

— Ваня, привет! Как дела?

— Только что прибыл. Как раз к твоему звонку.

— Отлично, Ваня, отлично! Видел свой материал?

— Не успел. Говорю, только вошел.

— Посмотри, посмотри. Пошли перепечатки и отклики. «Нью-Йорк таймс» дала, «Дейли мейл», «Франкфуртер аль-гемайне». Что будешь передавать?

— Репортаж из Джелалабада, как ты просил. Подрывные центры. Разгром каравана с оружием. Выслал сегодня пленки с Аэрофлотом. Тебе будут звонить. Забери.