Горящие сады

Навстречу Волкову шел стройный худой афганец в кожаной куртке.

— Хасан, — представился он.

С начальником джелалабадского ХАДа, которому Волков передал рекомендательное письмо от майора Али, разъезжали на оранжевом «фиате» по окрестностям Джелалабада, по следам террора. Хасан, худой, с провалившимися щеками, глухим, темным свечением в глазах, сжимал перчатками руль, круто бросал машину мимо неуклюжих грузовиков и автобусов, резко скрипел тормозами, делал виражи, подтягивая ближе к сиденью соскальзывающий автомат.

— Вы, Хасан, случайно не участвовали в ралли? — пробовал пошутить Волков, вцепившись на повороте в панель, успев разглядеть кабину грузового «форда», убранного, как елка, серебряными безделушками, и небритое, смуглое, усатое лицо шофера.

— Мою машину здесь знают, — ответил Хасан. — Несколько раз стреляли, — и опять подтянул за ствол отъехавший автомат.

Они стояли у обочины в туманных серо-рыжих предгорьях под моросящим дождем. Волков, чувствуя, как пропитывается влагой одежда, фотографировал взорванную высоковольтную мачту, путаницу проводов, изоляторов, лопнувшие при падении крепи. Подходил к основанию, трогал пальцами разорванную взрывом сталь, обугленный вспышкой бетон. Хасан стоял чуть поодаль, подняв воротник, держа на весу автомат, воспаленно шарил глазами в предгорьях. Волкову передавались его тревога и чувство опасности.

— Куда ведет эта линия? — спросил он, пряча от дождя фотокамеру, стремясь напряжением мышц вызвать ощущение тепла.

— В госхоз, на цитрусовые плантации. После этого взрыва встало консервное производство. Плоды начали гнить и портиться. Третий раз взрывают.

— Я смотрю, они действовали малым зарядом. Взрывчатка подложена точно в узлы крепления. Видимо, опытные динамитчики.

— Не нужно большого опыта. Этому учат их в Пакистане. Здесь у вас все? — Хасан быстро, держа автомат наготове, сел в машину, резко дал газ, уносясь от предгорий.

В деревушке Кайбали, у черных, блестевших в дожде скал, миновав глинобитные дувалы, открытую лавочку с толпящимися у входа людьми, они скользнули в аллею к маленькой одноэтажной школе, недавно разгромленной террористами. Волков ходил по классам, ежась от сквозняков, шевеливших рассыпанные по полу страницы. Садился на дощатые, исчерканные чернилами парты. Смотрел на рукодельные плакатики с изображением печальной лошади, верблюда, орла. На круглую смешную рожицу, мелом нарисованную на доске, — чья*то детская шалость перед началом урока. Выходил на школьный двор, шелестящий в дожде. Касался руками чугунного мокрого била со следами ударов и кремневого камня, которым били в чугун, возвещая о начале занятий. Старался не наступить на кусты роз. Делал снимки разбитых стекол, сорванной крыши, расшвырянных у входа учебников.

— Почему они школы громят? — спросил он у Хасана, прижавшегося к косяку. Косяк защищал ему спину, а сам он следил за аллеей, выставив белое стертое дуло автомата. — Почему разгоняют детей?

— Срывают декрет об образовании. Вблизи Джелалабада восемь школ сожжено и разрушено. Двум ученикам, не желавшим бросать школу, отрубили руки и приколотили при входе.

Они сели в машину, выскочили из аллеи. Волкову, промерзшему, в ознобе, казалось: им в спину из деревьев, из мокрых скал кто*то пристально, зорко смотрит.

В Джелалабадском университете — белые, парящие, застекленные арки, похожие на виадук, — они осматривали женское общежитие, подвергшееся разгрому. Флигель, сожженный дотла, с обугленными дверями, полами. Лоскутья женской одежды. Маленькая девичья босоножка, оброненная в бегстве. Вонь бензина и гари. Поодаль, молчаливые и напуганные, стояли служители. Ректор университета, в черном костюме, траурный и печальный, говорил, держа деревянную, расплющенную каблуками ручку.

— Они ворвались в общежитие ночью, — переводил Хасан. — Подняли с постелей девушек, с криками, бранью силой увезли в горы. А комнаты облили из канистры бензином и подожгли. После этого случая все девушки, которые поступили в университет, перестали посещать занятия. Таким образом подрывается правительственный декрет о равноправии женщин. Очень трудно будет убедить девушек снова вернуться в классы.

Волков снимал следы пожара. Кровати с комьями горелых одеял. Хотел сфотографировать ректора на фоне погрома, но тот сделал знак рукой, закрывая лицо, и Волков не стал снимать. Шагая к машине мимо служителей, старался понять, что они чувствуют. На чьей стороне их симпатии. Глаза их были темны и тревожны, смотрели ему пристально вслед.

— Хасан, я хочу посмотреть то место, где вчера обстреляли трактора. Мы можем туда подъехать?

Промчались по горной асфальтовой трассе. Резко затормозили у черной гранитной стены с пятнами рыжих мхов. Бурлила, брызгала речка. На мокрой обочине уродливо чернел обгорелый, исковерканный трактор на просевших ободах с развороченной требухой мотора, источая кислый запах железа и паленой резины.