Горячо-холодно: Повести, рассказы, очерки

В этом месте своего рассказа Николай Дмитриевич замолчал, и мне показалось, что я вижу наметившуюся слезу в его глазах.

— Извините, — говорю, — разбередил вас.

— На сквозняке сидим, — отвечал Николай Дмитриевич, ничуть не смутившись.

Ничего не попишешь, в год сорокалетия Победы ветераны то и дело оказывались на сквозняке, и попутный ветерок выдавливал непрошеную слезу. Чем дальше, тем больше будет таких сквозняков…

Война для Николая Мальнева закончилась в сентябре сорок пятого, когда он выписался из госпиталя со справкой об инвалидности. Шел хромая. Старая землянка на склоне оврага ждала его. Он вошел, постукивая палочкой, инвалид в девятнадцать лет.

Отец и мать за войну сильно сдали, такой уж была она, эта война, потребовавшая сверхмерного напряжения от каждого члена общества.

Мальнев пошел по горному делу — электриком на шахту. Отец с матерью умерли в одногодье — в сорок седьмом. Старшая сестра Мария получила от работы дом на 4 комнаты. Распрощались с землянкой.

Только чувствовал Николай Дмитриевич: нет для него работы на шахте, не тянет его на подземное дело. И неожиданно для самого себя уехал в город Камышин на текстильный комбинат.

До КамАЗа оставалось еще 20 лет жизни. Вот сколь короткой бывает солдатская жизнь на войне и как протяженна она в те годы, когда молчат пушки.

— День Победы можно назвать днем рождения мира, — сказал я.

— Так оно и есть, — подтвердил Николай Дмитриевич. — Ко мне многие ветераны подходят и говорят, что они считают девятое мая своим вторым днем рождения.

— Николай Дмитриевич, — позвали от дверей.

— Что там?

— Краска кончается.

Я уже говорил: мы сидели в стеклянной конторке, выгороженной посреди индустриального пространства. Здесь было рабочее место мастера участка Наиля Исмаилова. Сам мастер молод — ему 23 года. У него живые блестящие глаза, подвижное лицо. Сначала он заполнял производственную сводку, затем отодвинул ее, слушая наши ветеранские разговоры, и не перебивал нас. Потом позвонил телефон, и он вышел из конторки, видимо, по срочному делу, связанному с краской.

— Советую посмотреть, — сказал мне Мальнев, приглашая на участок.

Я увидел картину, которую, возможно, никогда не забуду. В цеховом пролете стояла женщина в противогазе и красила из пульверизатора карданные валы, подплывающие к ней на ленточном транспортере. Облачко черной газовой смеси висело над женщиной так, что ближе трех метров к ней не подойти. Карданные валы качались на крючках, как колбасные тушки. Женщина ловко орудовала пульверизатором, стараясь равномерно нанести краску со всех сторон. Чувствовалось, она не впервые исполняет такую работу.

— Робот вышел из строя, — пояснил Николай Мальнев.

Я уже догадался: обычно карданные валы автоматически красились в специальной камере — ее черный параллелепипед высился тут же, на краю пролета. Да вот незадача — покрасочная камера не работает.

Но не только это поразило меня. Мимо женщины в противогазе шли по пролету инженеры, мастера. И никто не остановился, не забил тревогу. Как так можно?

Оказывается, можно. Не робот заменяет человека, а человек заменяет робота…

Тем временем Наиль Исмаилов подкатил на тележке запасной баллон с краской. Стали менять шланг. Женщина сняла противогаз, чтобы передохнуть. Я подошел к ней и спросил: не трудно ли ей работать таким образом.

И вот что я услышал.

— Привыкла я, — и снова принялась натягивать на лицо противогаз.

Второй раз за одно утро я слышу эти слова. Вот против чего мы должны восставать. Некоторые привычки — это форма нашей русской косности. Сначала мы привыкаем к нашим недостаткам, потом смиряемся с ними — и вот уже жить без них не можем. Да еще пословицу придумали: не выносить сора из избы.

А не вынесем сора, в избе не станет чисто.

Я видел, что и Николай Дмитриевич Мальнев опечален случившимся. К нам подошел молодой мастер Исмаилов.

— Я звонил ремонтникам, — сказал он. — Пообещали прислать мастеров после обеда.

Делать нечего, пошли обратно в конторку. Однако Мальнев никак не мог успокоиться.

— Присмотрелись мы, — говорил он, нервно теребя рукавицы. — Робот не имеет права выходить из строя. Это наших инженеров забота. Вот я внесу предложение на совете бригадиров: организовать инженерный совет. Чтобы был у нас мозговой центр, отвечающий за технический прогресс. Это же наше общее дело.

В дверь просунулась веселая рыжая головка.

— Кто тут корреспондент? Звонили из города. Машина за вами вышла.

— Куда же она придет? На какую проходную?

— Придет сюда, на пятьдесят седьмую ось.

Вспоминаю утреннюю заминку с пропуском на завод и констатирую про себя: действительность совершенствуется буквально на глазах.

Но разве не мы сами улучшаем ее?

В центре центра

— С чего начнем? — спросил главный архитектор города Набережные Челны Вячеслав Степанович Нилов, когда сорок минут спустя мы встретились с ним на проспекте Мира. — От общего к частному или наоборот? А может, пятиминутка вопросов и ответов?

Вячеслав Нилов молод, подтянут, энергичен. В живых глазах проблескивает мысль, которую он всегда готов разделить с собеседником.