Горячий угон

– Мы располагаем поистине уникальными возможностями, большим, богатейшим интеллектуальным и трудовым потенциалом, огромными природными ресурсами. Используя их, мы можем и должны в 1990-м году переломить ситуацию к лучшему. Но для этого надо всем нам хорошо, на совесть поработать…

Гавроша начало клонить в сон. Он с трудом поднимал слипавшиеся веки, стараясь не уснуть до боя курантов. Но сон взял свое. Он поднялся с дивана, перешёл в другую комнату и, не раздеваясь, плюхнулся на родительскую кровать. «Какой смысл ждать? Всё равно новый год наступит, встретим мы его, или нет…»

Его отсутствие никто и не заметил. «С новым годом!» – донеслось сквозь сгущающийся в сознании туман. Послышался звон стаканов. Под этот звон Гаврош и уснул.

Проснулся он от шума и гама. Кричали люди, визжали свиньи, будто их резали. Темноту за окном разрывали всполохи света. За столом уже никого не было, только тарелки с остатками пищи, перевернутая бутылка, залившая скатерть самогоном. Натянув сапоги и накинув телогрейку, Гаврош выбежал во двор. Новый котух был охвачен пламенем, отец с дядей Вовой вытаскивали обезумевших от жара и дыма свиней, а мать с сестрой таскали ведра от колодца и поливали тех и других водой.

От калитки с улицы и со стороны огорода уже бежали соседи с вёдрами. Трещали сухие доски, стрелял шифер, гудело пламя, летели искры, верещали свиньи, перекрикивались короткими фразами люди… От зарева было светло, как днём. Сергей бросился помогать отцу, но мать преградила дорогу.

– Стой! Сейчас рухнет!

Мужчины вытащили за передние ноги небольшого подсвинка, и в это время крыша обрушилась внутрь объятых пламенем стен. Фонтан искр взметнулся вверх. Визг свиней стих. На минуту затихли и люди, с ужасом и растерянностью глядя на происходящее. Через минуту попытки тушить пожар продолжились, но это было уже бесполезно.

Когда рассвело, отец подсчитал потери. Спасти удалось лишь половину поголовья. Сильно обожженных завели в загон, чтобы забить, пока не сдохли, остальных загнали в старый котух, где теперь даже желудю было негде упасть.

– Ну, Вовка, говоришь: как новый год встретишь, так его и проведешь? – зло спросил Степан Федорович. Он еле держался на ногах, телогрейка была прожжена в нескольких местах, лицо испачкано копотью, руки обожжены. – Ну, спасибо тебе, свояк, накаркал!

– Да ты что, Степа, я-то тут при чем?! – обиженно воскликнул тот. Он выглядел не лучше, чем хозяин, и чувствовалось, что беспочвенное обвинение сильно его задело. – Эту поговорку все знают, и каждый новый год повторяют! Тут же совсем другое имеется в виду, а не это!

Он обвел рукой пожарище.

– Лучше подумай, кто действительно в этом виноват?

Степан Федорович обессиленно опустился на перевернутое ведро, зажал руки коленями, глядя перед собой невидящим взглядом.

– Да кто… Тут и думать нечего… Это они, рэкетиры хреновы! Сергей, в сельсовет сбегай, как откроются – пусть милицию вызывают. А нам надо срочно переколоть этих, пострадавших, пока еще живые. Да мясо продать быстро!

– Это ж какие убытки! – мать всхлипывала, вытирая слёзы передником. – Можем и с кредитом не расплатиться…

* * *

Жар остывал долго, пройти на пожарище удалось лишь на следующий день. И то ещё попадались дымящиеся головешки. Приходилось ступать осторожно, чтобы не обжечь ногу или не наступить на торчащий гвоздь. Большой совковой лопатой Гаврош насыпал чёрный мусор пожарища в две тачки, а отец с дядей Вовой отвозили их на огород и там рассыпали. Недогоревшие брёвна складывали в кучу на меже.

Среди прочего мусора Гаврош заметил разбитую бутылку, которой здесь делать было нечего. Чтобы рассмотреть получше, поднял – на полусгоревшей этикетке сохранились две «семерки», в нос, перебивая запах пожарища, ударил резкий запах бензина.

– Бать! – позвал Сергей. – Посмотри! Никитос таким макаром хотел фермера в Заполянке подпалить… Только городские этой бутылкой им машину сожгли…

Отец глянул, выругался. Прикатил пустую тачку дядя Вова, тоже заинтересовался.

– Что там нашли?

– Вот, понюхай! – отец протянул осколок. Свояк понюхал, сплюнул.

– Спрячьте! Надо участковому показать!

– Горынычу? – скептически скривился отец. – Это ж не его подпалили. Не станет он возиться…

– Ну как же? – пожал плечами дядя Вова. – Он же власть! Пусть следователя вызывает, пожарных…

– Эх, свояк, – проворчал отец. – На Бога надейся, а сам не плошай! Нам почти все поголовье спалили, а власть пока даже не почесалась. Могут ночью прийти и нас спалить, или перерезать, как мы свиней режем… Думаешь, тогда все забегают? Нет, я сам о семье позабочусь…

Вечером, после ужина, отец поставил ружьё за кадушку в прихожей.

– Я картечью зарядил, – пояснил Сергею. – Если придется – бей по ногам!

Ночь прошла спокойно. А утром власть в лице участкового Полупана заявилась сама. Он вымыл в корыте сапоги, вытер ноги о тряпку у входа, снял шинель и расположился в горнице за столом.

– Может, чайку? – спросила Вера Петровна. – Да бутербродик с салом? Или колбаски?