Горячий танец смерти [сборник]

Телефон у него завибрировал, Станислав, глянув на экран, скроил гримасу, означавшую: начальство.

— Слушаю, Петр Николаевич. Да. У Гурова телефон сломан, да… что-что? Волгоград.

Тут Лев Иванович решился и наугад крутанул ручку настройки громкости магнитолы — как раз волна в очередной раз убежала, и дикий скрежет заполнил салон. Крячко отдернул от уха телефон:

— Ты что?!

Зажимая динамик у телефона, Гуров быстро проговорил:

— Скажи: «Повторите, вас не слышно». Дай отбой. Выключи телефон.

— …Ну, и что ты этим добился? Куда теперь?

— В зоопарк.

— Какой такой… а, ты местный имеешь в виду. И зачем?

Выслушав краткое изложение гуровского плана, Крячко с сомнением спросил:

— Лева, а как насчет этики?

— Все этично, — невозмутимо заверил сыщик, — она точно так же собиралась деньги делать на людских бедах, а что пострадала — и поделом. Ей и исправлять.

Станислав отбросил колебания:

— Едем.

Глава 34

В последнее время он почти перестал спать. Добрые медсестры втихаря выдавали что было, просто так, из сочувствия, гладили по голове, жалели, но беситься по этому поводу сил не было. Главное, чтобы ради него самого, а не потому, что ждут от него денег, которых у него не было, или сугубо мужских услуг, до которых сейчас ему не было никакого интереса, не потому, что он гордость, символ и первый олимпийский чемпион в своем роде.

Под лекарствами не снилось особо ничего, но и отдыха никакого не получалось, потому что мрак, который во сне показывали, наваливался такой тоской, что сил никаких не было. Снилась ведьма Катька, что-то мурлыкающая своим голосишком… детский, тонкий такой, как паутина, и такой же липкий, сначала просто пристает, звенит в ушах, потом уже и вяжет по рукам и ногам. И тут два пути, чтобы прекратить эту пытку, — или делать все, что он, голосок этот змеиный, говорит, или пойти на что угодно, чтобы он замолчал. Однако об этом и думать страшно, хватит одной Леры.

Не выдержал, вспомнил, чуть не взвыл. Другим он мог врать что угодно, себе — нет. Он ее любил — и вот, вроде как уже некого, он на нее злился — а уже и не на кого. И из-за чего, из-за кого!

«Из-за себя, себя самого. И не смей валить ни на кого. Ты сам кашу заварил, врал, малодушничал, выкручивался — и вот итог. Профессор, ха! Кривой козы, кислых щей… лежи теперь, нажравшись таблеток, скрюченный, как мураш, ошпаренный кипятком, баюкай покалеченную руку и жди непонятно чего».

Чего ждать? Да чего угодно, только бы поскорее.

Пусть откроется дверь, войдет полкаш этот, заносчивый, морда барская, взгляд синий, пронзительный, пусть скажет: «Собирайтесь, Радаев, вот ордер…»

Лекарства все-таки одолели, он забылся — и очнулся не от того, как заворочались соседи, заохали и дружно собрались на завтрак, а потому что так и сказали, как мнилось:

— Эй, Сан Саныч, натягивай штаны. Пора.

Александр удивился, открыл глаза. Нет, тот не удостоил. Прислали другого полковника, коренастого, с лицом хитроватым и простоватым, который, быстро разобравшись в его скудном туалете, помог одеться. Уточнив, сможет ли сам идти, бодро погнал вниз, на выход, и Радаеву даже в голову не пришло спросить, куда предполагается путь держать.

— Как голова?

— На месте.

— Тем лучше, — одобрил тот, заталкивая в машину.

Дорога много времени не заняла: проехали по центральной улице, постояли на железнодорожном переезде, миновали рынок, множество торговых центров и остановились у забора, за которым густо росли деревья и виднелось какое-то здание красного кирпича с окнами, забранными решетками.

«В тюрягу местную привез, не иначе. Что, адвоката потребовать? Да ну и пес с ним», — мутно соображал Радаев, которого все еще не отпускало, — на этот раз дежурная сестричка достала любимому пациенту нечто особо забористое. Голова как свинцовая, так и клонилась к центру земли.

— Эй, эй, Сан Саныч, ты чего это? Не спи, уже приехали.

— Куда? — безразлично спросил Радаев.

— Куда-куда, в Гуантанамо подмосковного разлива, — объяснил полковник, — для шпионов и насильников.

— Шутите.

— Не без этого. Пошли.

Выбравшись из машины, прошли в главный вход, а далее — по коридору, в комнату без вывески, с выбеленными гладкими стенами, ничем не украшенными, причем ручки на дверях отсутствовали, а за шторами легко угадывались стальные прутья решеток.

— Присаживайтесь, Профессор, — сопровождающий указал на одно из трех кресел, — и поскучайте минутку в одиночестве. Да, — добавил он, точно спохватившись, — если соберетесь бежать, то некуда.

— Зачем мне? — вяло спросил Радаев, зевая.

Наверное, оставшись один, он снова задремал и пришел в себя тогда, когда скрипнула, открываясь, дверь. Вошел старикан в белом халате, с бородкой клином, пронзительно, пусть и доброжелательно смерил его взглядом, поздоровался. Потом вдруг совершенно бесцеремонно оттянул Радаеву сонные веки, посмотрел зрачки. Пробормотал: «Неаккуратно, молодой человек. Злоупотребляете», — сунул под нос вонючую нашатырную склянку, после чего, явно с чувством выполненного долга, расположился за столом, белым, идеально чистым, на котором ни бумажки, ни даже пылинки не было.