— О, это был просто кошмар, — она закатила глаза. — Я прихожу на работу к десяти часам. А Михаил Васильевич намного позже. Его рабочий день может начаться и в двенадцать, и в час, и в два, все зависит от того, есть ли у него в этот день важные дела или встречи. Поэтому я не особенно волновалась, когда в одиннадцать часов его еще не было на работе. А к двенадцати сюда уже стали стекаться люди. И действительно, я ведь знала, что на этот день, начиная с двенадцати, у него назначено несколько важных встреч. Я тогда попросила, чтобы Евгений Георгиевич принял кого-нибудь, а сама решила позвонить Михаилу Васильевичу домой. Но дома трубку никто не брал. Тогда я позвонила на сотовый телефон. Он был отключен. Вот тут я действительно начала волноваться. А потом меня вызвал к себе в кабинет Евгений Георгиевич, он был бледный как мел, и я поняла сразу, что случилось что-то ужасное. Позвонила жена Михаила Васильевича и сказала, что его арестовали. Нам пришлось отложить на неопределенный срок все важные проблемы, важные встречи. Сначала мы ходили вообще как в воду опущенные. Но ведь надежда всегда есть, правда? Вы ведь ему поможете? — Она наклонилась вперед, к Гордееву, и Тот заметил краешек ее белоснежного бюстгальтера в разрезе блузки.
— Да, я постараюсь. Я приложу все усилия, — занервничал Юрий. — Можно еще воды?
— Конечно. А может быть, вы хотите чаю или кофе? Я могу быстро приготовить…
Гордеев, не отрывая взгляда от выреза ее блузки, сглотнул слюну:
— Нет-нет, спасибо, не стоит и беспокоиться. Просто воды, жарко сегодня, знаете ли…
Динара налила ему стакан воды и продолжила:
— Евгений Георгиевич сказал мне, что его обвиняют в убийстве. Это что, правда?
— Угу, — покачал головой Гордеев.
— Они что, слепые, что ли! По одному его виду можно понять, что он не способен на убийство!
Тут у нее на столе зазвонил телефон. Звонил, видимо, ее муж, а может быть, любовник. Причем в разговоре с ним Динара совсем не соблюдала той официальности, какой требовало присутствие постороннего человека в ее кабинете.
— Здравствуй, любимый, — по-кошачьи промурлыкала Динара. — Конечно, я на работе, ты же и звонишь на работу. А где же мне еще быть? Заедешь за мной? Хорошо. Часам к пяти. Что значит «поздно»! Это мой рабочий день. Не выдумывай, Рашид!
Юрий опять невпопад закашлял. Динара скорее прикрыла трубку рукой.
— Да нет. Никого у меня нет. Ну что ты злишься, в самом деле! Это на минутку зашел замдиректора, он и кашлял. Зачем зашел? За важными бумагами. Рашид, почему ты такой подозрительный! Да ну тебя! Приезжай когда хочешь. Не понимаю, как ты еще согласился на то, чтобы я пошла работать! Ну, запри меня в чулане, как запирал твой отец твою маму! Тебе от этого легче станет! Ты же меня знаешь! Если мне вздумается убежать, я убегу откуда хочешь, и ничто меня не остановит! Ах так! — вдруг повысила она голос и положила трубку.
Гордееву почему-то было неловко, хотя, по сути, неловко должно было быть Динаре. Она вскинула голову, и ее волосы, как водопад, рассыпались по плечам. Гордеев подумал, что, пожалуй, пора идти. К тому же с Соболевым все более или менее понятно — душка, лапочка и, вообще, замечательный человек.
— Очень приятно было с вами познакомиться, — расшаркивался он, поднимаясь. — Но дела не ждут. Всего доброго.
— Стойте, — остановила его Динара.
Гордеев остановился.
— Я очень переживаю за Михаила Васильевича. Не могли вы мне как-нибудь позвонить? Давайте, я напишу вам свой номер телефона. Или зайдите еще раз, чтобы рассказать, как он там. Знаете, он в последнее время очень плохо себя чувствовал. У него что-то с желудком. И, похоже, это очень серьезно. Я понимаю, вы занятой человек, у вас нет времени приезжать просто так. Но, может быть, позвоните, — и она стала записывать свой номер телефона.
Гордеев с обворожительной улыбкой подошел к ее столику за бумажкой, где она написала свой номер телефона.
— Вы меня слышите? — Динара смотрела на него странным взглядом.
— Да-да, — опомнился Гордеев.
— Я, конечно, не адвокат и ничего в этом деле не понимаю. Но все-таки мне кажется, что вы можете использовать это обстоятельство. Как думаете? Может быть, они как-то смягчатся по отношению к нему или что-то вроде этого…
— Кто «они»? Что использовать? — не понял Гордеев.
— Ну то, что у него боли в желудке. Я смотрела один раз фильм, и там адвокат добился того, что его подзащитного даже выпустили из тюрьмы на время, хотя тот подозревался в нескольких зверских убийствах. А все потому, что у него было какое-то тяжелое заболевание. Правда, это был американский фильм, а у нас ведь все не так, как на Западе. Ну, вы возьмите, — она протянула ему бумажку с телефоном. — Позвоните, пожалуйста, сообщите, как он там. А то мы очень переживаем. Михаил Васильевич — хороший человек. Правда!
Гордеев с большим облегчением вышел из «холодильника».