Горячий Декабрь

– Такой точно нет. Я знаю, что говорю!

Мне было важно знать, что Рита доберется до своей кровати без приключений, а что касается меня…

Мне еще предстояло отстаивать свою честь и крепче держаться за трусы, спасаясь от посягательств мужа…

* * *

Гоша Декабрь

Как долетел до ментовки, сгорая от думок, помнил с трудом. Едва взглянул на приземистое здание, захотелось на него плюнуть и растереть плевок так основательно, чтобы на месте него осталась только кучка строительной пыли.

Вылез из машины, полыхая гневом праведным.

– Ты здесь сиди! – остановил друга.

– Почему?

– На всякий случай.

– На какой?

– Бесишь ты меня сегодня, откровенно говоря. Не хочу, чтобы твоя рожа нервировала меня еще больше.

– Тебя или жену твою? – оскорбился Савелий. – Думаешь, я не заметил, что она меня не выносит? Науськивает тебя, небось, другана своего закадычного бросить! Настроена против чисто мужских посиделок… Знаю я этих баб! Как мужика огребут в сети брака, так сразу давай его строить! Под каблук, нах! Под каблу-у-ук!..

Смотря, как активно возмущался Волчара, неожиданно для себя я заржал.

– Тебе-то откуда знать, Волк? Ты сам женатым не был и не знаешь, каково это, выбрать себе спутницу, любовницу и друга в одном лице.

– Долбоебизм какой-то! Нельзя дружить с тем, кого трахаешь. Нельзя – и все тут. Иначе бы кругом были одни пидарасы заднеприводные…

– Ха. Необязательно быть заднеприводным, чтобы быть пидарасом. Шувалова помнишь?

– О, скажешь тоже! Пидарасина! Король всех пидарасов…

– Ага, а с ориентацией у него все норм.

– Ты с темы съехал, в курсе? Все, чтобы моим фейсом перед женушкой не светить? А-а-а… – хохотнул. – Кажись, я знаю, в чем тут соль.

– Ну?

– У вас, кажется, разлад намечается. Нет ничего лучше, чем в такой острый момент перепихнуться с другом мужа или с подружкой жены. Мстя в квадрате. Мой член сейчас как леденец для сладкоежки… Как сладкий нектар для…

Слушать не стал!

Вылез, хлопнул дверью, показал другу кулак.

Заболтал меня, нахрен! А я, тем временем, беспокоюсь крайне сильно.

Вошел твердым шагом. От взгляда, полного напряжения, даже хваленые решетки на двери едва не оплыли.

– ГДЕ?

– Добрый вечер. Мартина Энгельсовна… у нас… – едва слышно пробормотал полицейский с чайником в руках.

При виде меня он поспешил юркнуть подальше с глаз.

Второй же вздохнул едва заметно, но остался на месте, представился. Я снова не запомнил его имени и звания.

– Где моя жена?

– Пришлось задержать Мартину. Было много свидетелей, есть заявление!

Людка, шкура… Сказал же, забери заявление! Не хочет по-хорошему?

Однако развернуться во всю ширь моему возмущению не удалось.

Позади послышался стук каблучков.

– А вы кто? – с интересом спросил полицейский, посмотрев мне за плечо.

– Ситцева Людмила Евгеньевна, – раздалось за моей спиной.

Я обернулся.

– Что-то ты не больно торопилась, Людмила.

– Одеться надо было. Такси ждала долго! – отозвалась она, приложив платочек к покрасневшему носу. – Я хочу забрать свое заявление.

– Так вы его только подали! – удивился полицейский с чайником.

– Анатолий, помолчи! – шикнул первый.

В руках Анатолия чайника уже не наблюдалось, но я все равно окрестил его про себя Чайником.

– Подала заявление, все верно. Но вопрос урегулировали мирным путем. В заявлении больше нет необходимости, – грустно произнесла Людмила.

Она посмотрела на меня затравленным взглядом, будто снова жаловалась, как давеча, когда помочь просила, готовая на все.

– Хорошо. Вот вам ручка, вот вам бумага. Напишите, что хотите отозвать заявление, что претензий к уважаемой Декабриной Мартине Энгельсовне не имеете, и можете идти. Я продиктую, что писать…

Я решил подождать. Проконтролировать, чтобы все было записано и чтобы Людки след простыл в момент, когда буду забирать Манюню. Не ожидал я, что она машину спалит… Мало ли… Вдруг кинется космы Людмиле выдирать или чего похуже? Нет, на мою жену непохоже. Она всегда была выше мелочных склок и разборок, но времена проходят, а люди… Люди меняются. Вопреки…

Людмила села за скрипучий стол, схватилась за ручку, готовая под диктовку писать, и вдруг уточнила:

– А обязательно писать, что я не имею претензий к «уважаемой Мартине»? Вот это слово «уважаемая»… Обязательно?

Я метнул в сторону Ситцевой тяжелый взгляд, она съежилась, вжавшись в стул. Мент, под чью диктовку она писала, мгновенно понял намек, ткнув пальцем в лист:

– Рекомендую написать слово «глубокоуважаемая»…

А молодец он, смышленый! Хорошо схватывает… Хоть и мент, но на человека похож! Даже с мозгами…

Людмила быстро начиркала, что от нее требовалось, еще раз посмотрела на меня печальным взглядом, только раздражала меня больше и больше.

– Иди уже, – поморщился я.

– Георгий, так не должно было случиться.

– Вот только не надо, а… Святоша, блять. В красных стрингах. Шуруй живее отсюда!

* * *

Убедившись, что Людмила вызвала такси и уехала, я обратился к шустрому.

– Моя жена. Где она? В камере закрыл? Отвечай!

От грозного голоса шустрый чуть побледнел.

– Помилуйте, – прохрипел он. – Разве я позволил бы себе предложить даме камеру? Это чистый кабинет! – махнул рукой.

– Кабинет.