Он записал адрес трясущейся рукой. Почему-то в этот момент в его голове мелькнуло давнее воспоминание: старенький парализованный лабрадор, любимец семьи. Родители все никак не могли заставить себя усыпить мучающуюся псину, плакали и гладили собаку по белой шерсти, а пес скулил, то ли умоляя о прощении за то, что доставляет им столько хлопот, то ли мучаясь от боли. И однажды ночью Олег, которому на тот момент едва исполнилось пятнадцать, вышел на кухню, где лежала собака. Пес проснулся и несколько раз пошевелил хвостом – все, на что был способен. Несколько минут Олег смотрел на собаку, а потом накинул ей на шею крепкий поводок и затянул. Животное задергалось в конвульсиях и обмочилось, пытаясь вырваться и слабо дергая непослушными конечностями. Олег тянул поводок все сильнее, пока лабрадор не дернулся в последний раз и не затих, вывалив из пасти розовый язык. Поцеловав мертвую собаку в лоб, Олег направился в ванную, долго тер ладони, пахнущие собачьей шерстью и смертью, и все никак не мог отмыть их от этой тошнотворной вони, а потом вернулся в спальню, где пролежал до самого утра, выслушал плач матери и всхлипывания отца и принял их сочувствие. Тогда, почти двадцать лет назад, этот поступок казался милосердным. Но сейчас, когда в морге валялось изуродованное тело жены, которую несколько дней жрали крабы и рыбы, Олег почувствовал, что не найдет силы поцеловать ее в лоб, отпустив навсегда. Ему казалось, что в тот последний смертный час Маша тоже выла от вины или боли, захлестываемая волнами и ужасом, сожалея, что не оправдала его ожиданий.
Несколько минут Олег отгонял от себя призраки задыхающейся собаки и захлебывающейся жены, которые уродливо сливались воедино во что-то жуткое, как в старом фильме Карпентера о замерзшем во льдах метаморфе-пришельце, а потом, влив в себя бокал виски, стал натягивать штаны. Его тешила слабая надежда, что там, в море, окажется не Маша, и одновременно он желал, чтобы нашли именно труп жены. Это было бы счастливым освобождением от всей этой истории. И когда он, вызвав машину, уже направился к лифту, телефон вновь ожил. Увидев, кто звонит, Олег вдохнул и забыл выдохнуть, не решаясь ответить на звонок, но отмалчиваться было глупо. Он сдвинул картиночку трубки на зеленый кружок и поднес айфон к уху.
– Здравствуй, Олег Александрович, – сладко пропел знакомый голос, дружелюбия в котором было не больше, чем в стальном капкане. Олег зажмурился и припал к стене, чувствуя себя загнанным в угол. В голове пронеслась только одна обреченная мысль: «Ну, вот и началось».
Дома, если можно было назвать так квартиру Маргариты, Маша вновь выволокла из-под ванны пакеты с деньгами и, не зная, что делать, распотрошила их, намереваясь пересчитать. Вместе с упругими пачками денег из одного пакета выпал плотный конверт из пластика. Маша потрясла его. Оттуда выпали четыре паспорта разной степени потрепанности. Трясущейся рукой Маша листала страницы каждого. И отовсюду на нее глядело лицо Маргариты, одно и то же фото, с плотно сжатыми губами и вытаращенными глазами. В каждом новом документе ее звали по-другому: Ирина Котова, Эльвира Смеян, Татьяна Гольц, Наталья Бобылева… В каждом паспорте Маргарита, кем бы она ни была, рождалась в разных местах, в разных местах была прописана. Дата ее рождения так же причудливо скакала из паспорта в паспорт, не совпадая ни в одном. География ее проживания была весьма разнообразной: Архангельск, Подольск, Кингисепп, Тула. В двух паспортах стояли штампы о замужестве, в одном о замужестве и разводе. Ни в одном не было детей.
– Я с ума сойду, – прошептала Маша и отбросила паспорта, будто они были ядовитым пауком.
Тупо просидев над своей добычей, она вспомнила, что хотела пересчитать деньги и стала складывать пачки аккуратной стопочкой, загибая пальцы, чтобы не сбиться, и все равно сбилась, после чего пришлось пересчитывать деньги снова. Счет осложняло то, что лишь в одном пакете были пачки с пятитысячными купюрами, второй забивали купюры разных мастей, и где-то через час Маша подвела предварительные итоги, полагая, что могла ошибиться в меньшую сторону. По ее подсчетам, под ванной Маргариты лежало около девяноста шести миллионов. Стоимость пятиэтажного многоквартирного дома. Слишком много для никому не известной актрисы. Слишком много для того, чтобы заработать эти деньги честно. И слишком много, чтобы оставить их себе. Даже будучи очень обеспеченной женщиной, Маша понимала, что эти деньги имеют явно криминальное происхождение. Глядя на купюры, она горько усмехнулась, думая, что ей бы хватило их на всю жизнь.
Кем же была эта женщина, что оставила случайной знакомой столь щедрый подарок?