Горец-изгнанник

Господи, как же она чувствует его. Его твердый как камень член, пульсирующий в ней.

И вдруг он остановился.

Он понял.

Она все время собиралась рассказать ему, но времени не было. В глазах мелькнул испуг.

А что, если он не захочет ее? Их глаза встретились, и она прочитала удивление в его глазах. Молчаливый вопрос. Но не обвинение. Не злость.

Теплая сверкающая волна признательности затопила ее. Последний барьер между ними исчез. Лиззи полностью отдалась ощущениям.

Он вошел в нее. Сначала медленно. Длинные медленные толчки. Ее тело обхватило его — пытаясь удержать.

Он снова стал целовать ее. В губы. В грудь. Покусывать ее соски. Он довел ее до неистовства. До неведомой ей прежде вершины.

Она вцепилась в него, как будто намереваясь больше никогда не отпускать. Ее руки блуждали по его горячей коже, по выпуклым мышцам на руках и груди. Боже! Как ей нравилось это ощущение его твердого мощного тела на ней… в ней.

— Сильнее, — призывала она. — Не сдерживайся.

Его глаза потемнели от страсти.

— Не могу. Я сделаю тебе больно.

— Нет! — Она обхватила его, прижимая к себе. — Пожалуйста…

Он снова погрузился в нее, не сводя с нее глаз, когда проник в самую глубину. Снова и снова. Все быстрее.

Он был восхитителен. Всю свою силу, весь свой пыл он отдавал ей.

Их неистовое крещендо достигло своего пика. Любовь, которую она испытывала к этому восхитительному мужчине, превратилась в момент чувственного блаженства.

Это было волшебно.

Это была любовь. То, что случилось у нее когда-то с Джоном Монтгомери, не шло ни в какое сравнение с тем, что она почувствовала в объятиях Патрика. Не простое наслаждение, а близость. Эмоциональный союз, отчего она ощущала все так остро. Каждое прикосновение. Каждый поцелуй. Она чувствовала себя любимой в его объятиях.

И в этот великолепный момент — когда ее сердце остановилось и все тело сжалось — они вместе вознеслись на небеса.

Теплую волну его освобождения воспринял ее собственный прилив.

Их глаза встретились и не хотели расставаться — даже когда тела вздрогнули в последний раз. И то, что она увидела в его глазах, тронуло ее до глубины души.

Слезы счастья затуманили ее взор. Сбылось ее сердечное желание. Она любит его, он любит ее. Может, он и не готов признать это, но правда — она в изумрудной глубине его горячего взора.

Патрик откатился в сторону, чтобы не раздавить ее. У него было такое ощущение, как будто он только что обрел высшее счастье.

Сердце у него сжалось при виде женщины, лежащей без сил рядом с ним, как очаровательная кукла. Он коснулся ее пылающей щеки.

— Я не сделал тебе больно?

Глаза у нее светились счастьем.

— Разве похоже, что мне было больно?

Он посмотрел на ее припухшие красные губы, пылающие щеки, волосы в восхитительном беспорядке; на ее груди цвета слоновой кости, порозовевшие от его поцелуев. Нет, обиженной она не выглядит, она выглядит совершенно восхитительно.

И очень соблазнительно.

Не будь он совершенно истощен после самого удивительного любовного подвига в своей жизни, он соблазнился бы и снова взял ее — просто чтобы убедиться, что все это было на самом деле.

— Ты прекрасна, — честно сказал Патрик.

Он заметил довольный взгляд Лиззи, как будто ей редко делали комплименты, и поклялся себе часто говорить их ей, чтобы она никогда этого не забывала. Ее улыбка, лишенная обычной для нее неуверенности, просто засияла. Она должна всегда выглядеть так. Бесконечно счастливой. Уверенной.

Она лежала в его объятиях, уютно прижавшись к нему. Ее нежная ладонь покоилась у него на груди. Пальцами другой руки она проводила по узкой дорожке темных волос на его животе. Ее локоны, словно светлая вуаль, закрывали его грудь, щекоча смуглую кожу.

Как приятно. Хорошо бы остаться так навсегда.

Когда сердца у них стали биться ровно, а дыхание успокоилось, она подперла подбородок рукой и настороженно взглянула на него.

— Ты разочарован?

Он не стал переспрашивать, и так было понятно, что она имеет в виду. Лиззи не была невинной девушкой. Он догадывался о правде, он признает, что на какой-то миг испытал разочарование. Он ведь мужчина, и это естественно. Она — его женщина, и ему хотелось быть первым. Неразумно, несправедливо… Но зато честно.

Однако это разочарование сразу исчезло, как только он подумал о том, какую боль ей пришлось перенести. Он догадывался, кто тот мужчина, которому она отдалась, и теперь события того дня предстали совсем в ином свете. Все тело у него сжалось. Как мог этот ублюдок лишить ее невинности, а потом так обращаться с ней?

Он слишком долго медлил с ответом, и она неправильно истолковала его реакцию.

— Я пойму, если ты передумаешь… — неуверенно произнесла она.

— Нет! — Его реакция была быстрой. Он крепче прижал ее к себе. — Нет причины передумывать.

Для него гораздо большее значение имело то, чего ей это стоило, а не сам факт утраты девственности. Это даже облегчало его чувство вины за то, что он овладел ею.