Горелом

Ларс не спускал с Яна выжидающего взгляда. Странно, но светло-голубые глаза казались матовыми. И солнце в них не отражалось, а словно размазывалось. От симпатии избавиться легко — в каждом человеке можно рассмотреть что-нибудь мерзкое. Но увидеть в мерзавце что-нибудь хорошее — на порядок труднее. А гнев обратится в его благо… Надо убираться, пока хватает выдержки. И пока не пострадал кто-нибудь еще.

— Я не смогу ничего сделать, — хрипло проронил Ян, обращаясь к отцу Ларса, едва тот возник на пороге.

Кажется, оба Ужееда опешили. И разгневались, хотя внешне это почти никак не проявилось, только у «хозяина особняка» побелел кончик носа.

— Господин герцог просил передать, что лично заинтересован в благополучном исходе этой проблемы. Такая семья как наша не должна быть замешана в прискорбных историях.

— Раньше надо было думать, — огрызнулся Ян, чувствуя, как стремительно уходит почва из-под ног.

— Господин герцог просил также передать, что в случае неблагоприятного исхода он позаботится о том, чтобы вы до конца своих дней не забыли о своем решении. И в любом городе вам напомнят об этом. Тем более, что у вас уже есть за плечами один неудачный эпизод? Знаменитый «волчий лед», не так ли?

Они сомкнули взгляды, как клинки. Даже в ушах пронзительно зазвенело.

— Вы еще так молоды… Вы слышали историю Изгнанника? Ни один город, ни одно крошечное человеческое селение не принимали отвергнутого… Он сдох на обочине лесной дороги, как последний бродяга, хотя в пору своего могущества звал самого Золотого герцога по имени.

Нет ни одного горелома, который бы не знал эту историю. И массу историй попроще. А еще Ян знал, что его загнали в угол. Бесполезно пытаться сохранить на лице невозмутимость, тем более, что даже это у него не вышло, иначе с чего бы так победно просиял Ларс? А вот «хозяин особняка» не опустился до злорадства. Он с явным огорчением покачал головой, отослал недовольного сына жестом и остановился напротив Яна:

— Я хочу сказать, что сожалею о случившемся… Да, слишком поздно теперь. Поверьте, я понимаю, что мой сын чудовище. Он мой единственный ребенок, он мое несчастье. И я сделаю все, чтобы прекратить его… развлечения. Но сейчас… Мне нужна помощь.

— Любой ценой?

— Да, — твердо отозвался Ужеед. — Вам нужно время, чтобы подумать?

— Да, — сказал Ян в свою очередь, наверное, слишком быстро. Ухватился за соломинку.

— Вы станете моим гостем до вечера… Дальше откладывать не имеет смысла. Как только примете решение — позвоните.

Шнурок старинного звонка качался, как удавка. Ян не мог отвести от него глаз.

* * *

«…Ну, кто она такая, это девчонка с ее нерожденным ребенком, чтобы ломать из-за нее свою жизнь? Которая и без того вся в костных мозолях от прежних переломов?..»

Ян наблюдал, как садовник карабкается по лестнице, приставленной к высокому самшиту. Отражая солнце, замелькали лезвия ножниц, вниз посыпались темно-зеленые игольчатые лохмотья. Хорошо бы так же пройтись по собственному характеру, состригая лишнее… В конце концов, он никого из них больше не увидит. Что ему за дело до чужой жизни? И Ларса, и его жертвы? Зачем эту художницу понесло в глухую Сорочью балку?.. Идиотка.

Ну, ну. Теперь осталось совсем немного, чтобы, как Ларс, перевести все стрелки на невезучую девушку и с чистой совестью выполнить законную просьбу Ужеедов.

Ян свирепо скрипнул зубами.

Надо же… Такие непостижимые и такие всесильные гореломы уязвимы, как простые смертные. Их можно обмануть, запугать, убить. И они не в силах избавить самих себя от грозящей беды. Потому что эта беда — не волна, несущаяся навстречу. Это огонь, плавящий путь из недр горы. Давление растет, распирает преграды и однажды скала просто растрескается. А взорвавшийся вулкан заодно уничтожит все и всех, что находится рядом.

«Я не хочу снова уезжать. Я хочу просто жить, как все». И если для этого понадобится в очередной раз уступить нажиму, так разве ему привыкать? Встречались негодяи и похлеще… От каждого бежать со всех ног? Разум поддавался, нехотя уступая аргументам, здравому смыслу, эгоизму. Пусть так. Может, оно и правильно? К тому же, от его решения зависят и другие. Хотя Еве, наверное, не стоит рассказывать подробности…

Ян сильно дернул шнурок, словно подвесил на него все свои тяжкие размышления разом. И ощутил даже некоторое облегчение, увидев на лицах Ужеедов искреннюю радость. Ян еще ничего не сказал, но они уже предвкушали ответ.

— Скажите, — стараясь оттянуть неприятный момент, Ян глядел на Ларсов медальон, — а как ваш предок победил Змеиного царя?

Нашел способ шантажировать, чтобы тот сам завязался узлами? — захотелось предположить ему.

— Он пришел в их логово зимой и перебил, пока твари были сонными, — нетерпеливо откликнулся Ларс. — Так вы приняли решение?

— Принял.

Просиявший блондин ни мгновения не сомневался в исходе. Ему даже внятного подтверждения не потребовалось. А его отец, провожавший Яна до выхода и изучающее поглядывающий искоса, вдруг проницательно поинтересовался:

— Вас что-то беспокоит?

— Кроме морально-этической стороны проблемы? — хмуро уточнил Ян.