Горелом

— Прощайте, — тихо сказала Амилия, выпуская руку женщины. Соскочила с подоконника. Сделала она это как-то неловко, словно едва удержалась от падения. Хотя и подоконник был низок, и роста девушка оказалась совсем невысокого. Что-то в ней почудилось знакомое, но свет, падающий из-за спины, скрадывал подробности.

Женщина, мелко и с энтузиазмом кивая, просеменила к дверям. Хозяйка жилища проводила ее до порога, сказала напоследок несколько слов и вернулась.

— Вы — не клиент. — Это прозвучало, как обвинение.

— А вы — не горелом, — огрызнулся Ян от неожиданности.

Что ж, прямота — тоже отличный способ начать беседу. Помогает избежать недоразумений и расставляет акценты. Вот теперь сразу понятно, что они друг другу не нравятся.

— Вы хотите со мной поговорить?

— Я хочу вас предупредить.

Круглое, заостренное к подбородку бледное лицо. Слишком бледное, чтобы выглядеть здоровым. Даже губы едва окрашены. Глаза неестественно большие и темные. Такими обычно наделяют фей в детских книжках. Но придают они девушке не очарование, а кажутся расширенными от боли.

Ян определенно ее уже где-то встречал недавно. Спросить? «А не встречались ли мы с вами раньше…» Вот только банальностей в такой ситуации недоставало.

— То, чем вы занимаетесь — незаконно.

— Я знаю. Но ко мне приходят те, кому отказали вы, хотя вы занимаетесь этим законно.

Знает? Да, похоже. В больших темных глазах ни тени сомнения.

— Вы не в силах им помочь.

— Чтобы унять чужую боль, не всегда нужны сверхъестественные силы. Иногда достаточно простого участия и желания разделить беду.

— Зачем вы ей лгали?

— В чем, по-вашему, ложь?

— В том, что все будет хорошо. В семье наркомана никогда не бывает хорошо.

— Вы не знаете, что будет дальше, — она прижала ладонь к ребрам над сердцем, едва заметно поморщившись. Драматический жест выглядел не заученным, а привычным. — Никто этого не знает, но теперь они хотя бы верят, что такое возможно. А значит, не сдадутся.

— Это и есть ложь, которая выдает себя за правду.

— Я ее выслушала, и ей стало легче.

— Для этого «молчуны» есть и психоаналитики. А вы вселяете в людей пустые надежды на лучшее.

— А вы наделены даром, которого страшитесь. Это хуже, чем держать в себе огонь. И других не обогреешь, и сам сгоришь.

Ян вдруг вспомнил ее. Это она тогда стояла в Замке перед картиной и спорила со ним и Буггом. И тогда они также обменивались колючим «выканьем», как уколами шпаг и едва не поссорились.

— Вы, по-прежнему, так самоуверенно судите о том, чего не знаете?

— А вы настолько боитесь совершить ошибку, что давно уже утратили всякую уверенность даже в своем праве просто дышать. — Фраза требовала восклицательной интонации, но девушка произнесла ее мягко, опустив глаза.

— Может, потому, что у меня больше опыта? И я знаю, чем оборачивается мое сочувствие.

— А вы пробовали? — вдруг резко спросила она, подняв взгляд. И выражение его было отнюдь не кротким.

— Что?

— Сочувствовать. Не взвешивать, стоит или не стоит беда усилий, затраченных на ее сокрушение, а просто услышать пришедшего к вам. Впустить чужую беду в свою душу.

— У меня нет души, это всем известно.

— Сердце-то у вас должно быть.

Ян вспылил.

— Да что ты вообще знаешь об этом? — он наступал на нее, забывшись где находится и кто перед ним. То ли нервы стали сдавать, то ли эта девица своей покорной самоуверенностью выводила его из себя.

Лучше бы она закричала в ответ.

— Достаточно, чтобы понять, почему люди не идут во Дворец к тебе, горелом, а приходят сюда, — Амилия заложила руки за спину, выпрямившись. Ян мог бы поклясться, что пальцы ее крепко, до белых костяшек, сцеплены в замок.

Маленькая, но гордая крепость… Неужто штурма ждет?

— И какое же откровение несешь им ты? Может быть, истину о добре и справедливости этого мира, где каждый обречен на счастье? — предположил Ян, стараясь язвительностью избавиться от неуместной двусмысленности возникшего образа. — Достоин ли такой бездушный тип, как я, молить о частичке этого великого знания?

— Хочешь знать истину? — Амилия гневно темные прищурилась. Над маленькой крепостью, наконец-то взвился военный вымпел. — Ступай в Замок и разыщи душу того, кто наделил гореломов даром любить лишь самих себя!

Ух ты, а казалось там внутри крепостишки только незлобивое население обитает… Придется выкатывать артиллерию.

— Кто ты такая, чтобы судить гореломов? Лжецелительница, которая только и может, что заговаривать зубы? Наделять фальшивой надеждой?

Будто и впрямь ударил… Девушка снова болезненно вздрогнула. Крепость — на самом деле песочный замок и сыплется на глазах? Почему-то это вызвало не сочувствие, а досаду. Если так слаба и увечна, то незачем провоцировать других на неприятные споры.

— Я думаю, — Амилия не повысила голос, — что ты ничего не найдешь в Замке, даже если обыщешь корень каждой из башен. Пойдешь мимо, не заметив сокровища.

Ян собирался ответить, но осекся. Все же трудно орать на того, кто явно меньше тебя ростом, да еще и немощен. Лучше бы он столкнулся с какой-нибудь сварливой теткой с хомутом разноцветных бус на шее и хрустальным шаром на столе.