Горе невинным

– Да, понимаю. Простите меня за то, что я это сказал. Но дело в той настойчивости, с которой вы и ваша дочь твердите, что все закончено… забыто… осталось в прошлом. Это совсем не так. Кто это сказал: ничто не закончено, пока…

– Пока не будет закончено правильно, – договорила за него мисс Вон. – Это сказал Киплинг[3].

Она одобрительно кивнула, и Калгари ощутил благодарность к ней.

– Однако перехожу к делу, – продолжил он. – Когда вы услышите то, что мне придется сказать, вы поймете мою нерешительность. Более того, поймете причины моего волнения. Для начала я должен сказать несколько слов о себе самом. Я – геофизик и недавно был членом антарктической экспедиции. Я возвратился в Англию всего несколько недель назад.

– Вы были в экспедиции Хейса-Бентли? – уточнила Гвенда.

Калгари с благодарностью глянул на нее.

– Да. В экспедиции Хейса-Бентли. Я рассказываю это для того, чтобы объяснить, откуда, так сказать, взялся, а также то, что в течение двух лет находился вне связи с… текущими событиями.

Она снова предложила свою помощь:

– Вы хотите сказать, с такими событиями, как процессы по делам об убийстве?

– Да, мисс Вон, именно это я и имею в виду. – Калгари повернулся к Эрджайлу. – Пожалуйста, простите меня за причиняемую боль, однако я должен сверить с вами некоторые часы и даты. Девятого ноября позапрошлого года, примерно в шесть часов вечера, ваш сын Джек Эрджайл, ваш Джеко, явился в этот дом, где произошел его разговор с его матерью, миссис Эрджайл.

– Да, с моей женой.

– Он сказал ей, что попал в беду, и потребовал денег. Что уже случалось прежде…

– Много раз, – вздохнул Лео.

– Миссис Эрджайл отказала ему. Он вспылил, перешел к угрозам. Наконец бросился вон из комнаты, крикнув, что он еще вернется и вот тогда «ей придется изрядно раскошелиться». Он сказал еще: «Ты хочешь, чтобы меня посадили в тюрьму, так?» И она ответила: «Мне начинает казаться, что это станет для тебя лучшим выходом».

Лео Эрджайл неловко шевельнулся.

– Мы с женой обсуждали все это. Мальчик очень… очень расстраивал нас. Мы то и дело приходили к нему на помощь, старались помочь заново начать жизнь. И нам показалось, что, быть может, потрясение, вызванное пребыванием в тюрьме… станет для него уроком… – Он смолк. – Но, пожалуйста, продолжайте.

– Позже, в тот же самый день ваша жена была убита… убита ударом кочерги. На ней остались отпечатки пальцев вашего сына, а из ящика письменного стола исчезла крупная сумма денег, которую поместила туда ваша жена. Полиция задержала вашего сына в Драймуте. Деньги оказались при нем, по большей части в пятифунтовых купюрах, на одной из которых обнаружились фамилия и адрес, позволившие определить выдавший их банк – тот самый, который утром того же дня выплатил эти деньги миссис Эрджайл. Он был обвинен в убийстве и отдан под суд. – Калгари сделал паузу. – Суд вынес заключение о преднамеренном убийстве.

Оно вышло на свободу – это судьбоносное слово. Убийство… слово не звучное, приглушенное, которому суждено увязать в портьерах, книгах, ворсистом ковре… Однако само слово приглушить можно, деяние же – никогда…

– Мистер Маршалл в качестве адвоката защиты дал мне понять, что во время ареста ваш сын утверждал собственную невиновность в бодрой и даже самоуверенной манере. Он настаивал на том, что обладает надежным алиби на время убийства, которое, по заключению полиции, произошло между семью и половиной восьмого. В это самое время, по утверждению Джека Эрджайла, он въезжал на попутной машине в Драймут по главной дороге, соединяющей Редмин и Драймут примерно в миле отсюда. Он не сумел разобрать марку машины – было уже темно, – однако запомнил, что ехал в черном или темно-синем седане, за рулем которого находился мужчина средних лет. Были приложены все усилия, чтобы найти эту машину и ее водителя, однако никакого подтверждения его словам найти не удалось, и сами адвокаты пришли к заключению, что всю историю эту юноша придумал в спешке и не слишком удачно… На суде защита придерживалась свидетельства психологов, старавшихся доказать, что Джек Эрджайл всегда был умственно нестабильным человеком. Судья достаточно едко прокомментировал старания защиты и жестко принял сторону обвинения. Джек Эрджайл был приговорен к пожизненному заключению. Он умер от пневмонии в тюрьме по прошествии шести месяцев после начала срока.

Калгари умолк. На него смотрели три пары глаз. В глазах Гвенды Вон читались интерес и внимание, взгляд Эстер по-прежнему не скрывал подозрительности, глаза Лео Эрджайла оставались пустыми.

– Вы подтверждаете, что я точно изложил все события? – спросил Артур.

– Вы абсолютно правы, – промолвил Лео, – хотя я до сих пор не могу понять, зачем вам потребовалось ворошить слишком болезненные для нас факты, которые мы все стараемся забыть.

– Простите меня за это. У меня не было другого выхода. Приговор был именно таким, вы не возражаете?