Гордость и предубеждение

Потрясенье юной г-жи Беннет вскоре сглажено было глубочайшей пристрастностью, коя любое восхищенье сестрою представляла совершенно естественным, а всякое удивленье поспешно уступило место иным чувствам. Джейн сожалела, что г-н Дарси поведал о своей привязанности манером, кой мог вызвать столь мало сочувствия к оной, но еще более горевала о несчастии, каковым наградил его отказ Элизабет.

— Напрасно он был столь уверен в успехе, — сказала она, — и совершенно напрасно сие выказал, но подумай, сколь возросло от этого его разочарованье.

— И в самом деле, — отвечала Элизабет. — Я всем сердцем ему сочувствую, однако он питает и другие чувства, кои, надо полагать, вскоре избавят его от расположенья ко мне. Ты ведь не коришь меня за то, что я ему отказала?

— Корю тебя! Ну конечно, нет.

— Но ты коришь меня за то, что я столь тепло говорила о Уикэме.

— Нет — я не уверена, что ты была неправа.

— Сейчас ты уверишься — я расскажу тебе, что случилось назавтра.

И Элизабет поведала о письме, процитировав ту его часть, что касалась Джорджа Уикэма. Какой удар для бедной Джейн! — Джейн, коя охотно прожила бы жизнь, не веря, что все человечество таит столько пороков, сколько ныне сгустилось в одном человеке. Даже оправданье Дарси, хоть и сказалось на ней благотворно, не помогло ей оправиться от подобного открытья. Она с жаром пыталась доказать, что возможна ошибка, и обелить одного, не задев другого.

— Так дело не пойдет, — сказала Элизабет. — Тебе никак не изобразить невинными обоих. Выбирай сама, однако изволь ограничиться одним. У них двоих достоинств ровно столько, чтобы хватило на одного приличного человека, и в последнее время имел место некоторый передел достоинств. Лично я склонна верить, что ими всеми располагает господин Дарси, но ты поступай как знаешь.

Понадобилось, впрочем, некоторое время, чтобы выжать из Джейн улыбку.

— Прямо не знаю — какое потрясение! — сказала Джейн. — Сколь ужасен Уикэм! Это почти немыслимо. Бедный господин Дарси! Лиззи, милая, ты только представь, как он страдал. Какое разочарованье! Да еще знать, что ты думаешь о нем дурно! Да еще пришлось такое рассказывать о сестре! Не могу описать, как меня сие огорчает. И тебя наверняка тоже.

— Нет уж, мои сожаленья и состраданье улетучились, едва я увидела, как они переполняют тебя. Я знаю, что ты воздашь ему сторицей, и посему всякую минуту я беззаботнее и равнодушнее. Твоя расточительность понуждает меня экономить, и если ты подольше над ним погорюешь, сердце мое станет легким, как перышко.

— Бедный Уикэм, в наружности его читается такая добродетельность! Такая открытость, такая мягкость!

— В воспитаньи сих двух молодых людей бесспорно допущен промах. Один получил всю добродетельность, а другой — всю видимость таковой.

— Мне, в отличие от тебя, и раньше не казалось, будто господин Дарси вовсе лишен ее видимости.

— И однако же я полагала, будто необычайно умна, без малейшего резона столь решительно его невзлюбив. Подобная неприязнь так пришпоривает разум, так побуждает к остроумью. Можно сыпать оскорбленьями, не говоря ни единого праведного слова, но нельзя ведь беспрестанно смеяться над человеком, то и дело не натыкаясь на удачную остроту.

— Лиззи, впервые прочтя письмо, ты ведь не могла к сему относиться так же, как сейчас.

— Конечно, не могла. Мне было довольно неловко. Ужасно неловко; я была, можно сказать, несчастна. И не с кем поговорить, нет Джейн, коя утешила бы меня и сказала, что я не столь слаба, тщеславна и пустоголова, какова я совершенно точно была! О, как мне тебя не хватало!

— Как жаль, что ты столь сурово говорила с господином Дарси об Уикэме, ибо теперь сие и впрямь кажется совершенно незаслуженным.

— Да уж. Но несчастье высказываться резко — вполне естественный итог предубежденья, кое я питала. Мне нужен твой совет. Скажи, следует или не следует мне разоблачить Уикэма пред нашими знакомыми?

Джейн ненадолго задумалась, потом ответила:

— Мне представляется, нет повода столь устрашающе его изобличать. А ты что думаешь?

— И пробовать не до́лжно. Господин Дарси не давал мне дозволенья огласить его письмо. Напротив, всякую подробность, касающуюся его сестры, мне следует возможно тщательнее хранить в тайне, а если я попытаюсь раскрыть людям глаза на все прочее, кто мне поверит? Общее предубежденье против господина Дарси столь глубоко, что изобразить того в приятном свете возможно лишь через трупы половины добрых обитателей Меритона. Я к этому не готова. Уикэм вскоре уедет, и всем будет безразлично, каков он на самом деле. Рано или поздно все выплывет — тогда мы посмеемся, что все прочие и не знали. Ныне же я ни словом не обмолвлюсь.

— Ты совершенно права. Огласить его промахи — значит погубить его навсегда. Быть может, он теперь жалеет о содеянном и хочет возродиться. Нельзя лишать его надежды.