Когда дамы вернулись в гостиную, им оставалось только слушать леди Кэтрин, каковая до прибытья кофе разговаривала беспрерывно, излагая свое мненье по любому вопросу манером весьма решительным, кой доказывал, что к возраженьям она непривычна. Она бесцеремонно и подробно опрашивала Шарлотту о домашних делах и вывалила на нее кучу советов относительно потребной методы с таковыми разбираться; сообщила, что в столь маленьком семействе упорядочивать следует все, и проинструктировала касательно ухода за коровами и птицею. Ничто, отметила Элизабет, не ускользало от вниманья ее светлости, если предоставляло повод навязать ее волю прочим. В перерывах беседы с г-жою Коллинз она адресовала множество вопросов Марии и Элизабет — в основном последней, о родне коей знала менее всего и кою, обращаясь к г-же Коллинз, назвала благовоспитанной миловидной девицею. То и дело ее светлость спрашивала, сколько у Элизабет сестер, старшие сии сестры или младшие, вероятно ли замужество какой-либо из них, красивы ли они, образованны ли, какой экипаж держит их папенька и какова девичья фамилия ее матери.
Элизабет сознавала всю бесцеремонность подобных вопросов, однако отвечала весьма невозмутимо. Леди Кэтрин отметила:
— Поместье вашего отца, насколько я понимаю, унаследует господин Коллинз. Ради вас, — обернувшись к Шарлотте, — я сему рада, но в остальном я не вижу повода отнимать владенья у женщин. В семействе сэра Льюиса де Бёрга сие необходимым не полагалось. Вы поете, госпожа Беннет, музицируете?
— Немного.
— Ах вот оно что. Стало быть, мы однажды будем счастливы послушать вас. У нас великолепный инструмент, вероятно, лучше, чем… Попробуйте как-нибудь. А ваши сестры поют, музицируют?
— Одна сестра.
— Отчего же вы все не учились? Вам всем надлежало учиться. Все юные госпожи Уэббс играют, а у их отца доход похуже вашего. Вы рисуете?
— Нет, совершенно нет.
— Что — никто из вас?
— Никто.
— Весьма странно. Но, полагаю, вам не представилось возможности. Вашей матери следовало бы всякую весну вывозить вас в город — учителей ради.
— Моя матушка не стала бы возражать, однако отец терпеть не может Лондон.
— А гувернантка вас оставила?
— У нас никогда не было гувернантки.
— Не было гувернантки! Как сие возможно? Пять дочерей воспитаны дома без гувернантки! Никогда о подобном не слыхала. Ваша мать, вероятно, порабощена вашим образованьем.
Элизабет едва сдержала улыбку и уверила ее светлость, что ничего подобного не имеет места.
— Тогда кто же вас учил? Кто присматривал за вами? Вероятно, вы были совершенно заброшены без гувернантки.
— По сравнению с некоторыми семьями — пожалуй; но те из нас, кто желал учиться, не страдали от недостатка возможностей. Нас всегда поощряли к чтенью, у нас были все учителя, в каких мы испытывали нужду. Те, кто склонялся к праздности, могли наслаждаться таковою.
— Да уж, без сомненья; но как раз сие предотвращает гувернантка, и будь я знакома с вашей матерью, я бы весьма настойчиво рекомендовала ей таковую нанять. Я всегда утверждаю, что образованье невозможно без неумолимого и регулярного преподаванья, а к сему способна лишь гувернантка. Поразительно, сколько семей мне удалось в сем отношеньи обеспечить. Я всегда рада устроить молодую особу. Четыре племянницы госпожи Дженкинсон посредством моих связей нашли замечательные места, а всего лишь на днях я рекомендовала еще одну юную персону, лишь по случайности мне помянутую, и семья весьма счастлива ее обрести. Госпожа Коллинз, говорила ли я, что леди Меткаф заезжала вчера, дабы меня поблагодарить? Она полагает юную госпожу Поуп сокровищем. «Леди Кэтрин, — сказала она, — вы подарили мне сокровище». А кто-нибудь из ваших младших сестер, госпожа Беннет, уже вышли в свет?
— Да, сударыня, все.
— Все! Что, все пять разом? Как сие дико! А вы только вторая. Младшие представлены обществу, прежде чем старшие вышли замуж. Ваши младшие сестры, очевидно, очень молоды.
— Да, самой младшей нет шестнадцати. Вот
— Воистину, — молвила ее светлость, — для столь юной особы вы высказываетесь крайне решительно. Сколько же вам лет?
— У меня три взрослые младшие сестры, — с улыбкою отвечала Элизабет, — а потому вряд ли ее светлость ожидает, что я сие сообщу.
Леди Кэтрин, очевидно, немало поразило отсутствие прямого ответа, и Элизабет заподозрила, что стала первым существом, кое посмело шутить пред столь величавой бесцеремонностью.
— Я уверена, вы не можете быть старше двадцати, а посему вам нет нужды скрывать свой возраст.
— Мне не двадцать один.