Горбун

— Спасибо. А ещё кто?

— Оно долго лежало в холодильнике, — сказала я. — Дверь на кухню ты не запираешь, так что туда мог войти кто угодно. Кстати…

— Что?

— Понимаешь, когда ты ушла, я тоже пошла погулять, а когда вернулась, то дверь была открыта.

— Опять?! Ты просто сумасшедшая. Можно подумать, что ты не из СНГ, а из папуасской деревни.

— Мне кажется, что я закрывала дверь, — возразила я.

— Моя дверь не имеет привычки самостоятельно открываться, — ядовито сказала Ира. — В итоге, кто угодно мог войти и отравить пирожное.

— Кто угодно, — кивнула я. — А знаешь, я была бы мертва ещё позавчера, если бы не позвонил Леонид.

— Дромадёр, — поправила меня подруга.

— Неважно кто, но он позвонил, когда я собиралась выпить чай с пирожным, а когда мы кончили говорить, чай до такой степени остыл, что пить и есть мне уже не хотелось.

— Может, собака отравилась вовсе не пирожным, — предположила Ира.

— Тогда почему кому-то потребовалось похищать её труп?

Ира думала.

— Непонятно, кому предназначалось пирожное, — заявила она.

Мне очень не хотелось этого говорить. Но я всё-таки сказала:

— По-видимому, мне.

— Почему ты так думаешь? Может. Убийца не знал, что меня не будет дома, и хотел избавиться именно от меня. Мало ли у меня врагов.

— Каких ещё врагов? — не поняла я.

Ире было не до нежностей.

— Если мужчина бросает женщину, то он считает это в порядке вещей и не питает к ней ненависти, а если женщина бросает его первая, то он приходит в ярость. Тебе этого не понять, так что поверь моему опыту.

— Пусть будет так, — согласилась я. — Но про меня-то он забыл, а это пирожное съела бы скорее я, чем ты.

— Ты не любишь тёмные пирожные, — обречённо сказала Ира.

— Откуда твой покинутый мужчина может это знать? — спросила я.

Ира уставилась в окно и будто окаменела.

— Ты что? — испугалась я.

— Мне пришла в голову одна мысль.

— Какая?

— Ничего, если я на минуточку тебя оставлю? Мне надо поговорить с Ларсом.

— Да, пожалуйста.

Моё любопытство было возбуждено, но ещё больше были возбуждены нервы. Так возбуждены, что у меня вырвался непроизвольный смешок, едва я вспомнила о двух чашках кофе, приготовленных вчера утром Ларсом, одна из которых опустела за время нашей беседы с горбуном. У меня возникло подозрение, что, если бы Ларс не уронил пирожное, он и его бы съел, пока я выслушивала комплименты, а если бы съел, то наказал бы за жадность самого себя. Может, он и уронил-то его только потому, что излишне поторопился. Как назло, Ира отсутствовала долго, а когда пришла, то была очень бледна.

— Жанна, меня хотят убить, — сказала она очень просто, но не поверить ей было невозможно.

Мне стало жутко, но, думаю, гораздо страшнее мне было бы, если бы Ира сказала, что убить хотят меня. Слабое, но от этого не менее подленькое удовлетворение, что охотятся всё-таки не за мной, имелось, и никто, кроме меня знать об этом не должен.

— Откуда ты это взяла? — попробовала я её утешить. — Кого ты подозреваешь?

— Горбуна, — тихо ответила Ира.

Если бы Ира сказала мне, что именно она охотится за мной, я и то не удивилась бы сильнее.

— Что за чепуха! — отмахнулась я.

— А зачем же он здесь крутится? Думаешь, ради тебя? Как бы не так! Ты для него служишь лишь ширмой.

Самолюбие — коварная вещь, и страдает оно жестоко, стоит его ненароком задеть.

— Я из России, а он увлечён всем русским, — начала я, но Ира меня прервала.

— Был он в России, русских знакомых у него хоть пруд пруди, но его тянет почему-то именно сюда. Я сначала тоже подумала, что он таскается сюда из-за тебя. Мне даже смешно стало, когда представила, как он будет тебя домогаться, а ты ему скажешь что-нибудь типа "старой каракатицы" или "дремучего короеда", как заявила тому типу в метро.

— Когда я так говорила?

— Он к тебе тогда прицепился: "Девушка, что за книга у вас в руках? Девушка, как вас зовут? Девушка, можно вас проводить?" Когда ты ему ответила, что ты о нём думаешь, я чуть со смеху не лопнула, а он покраснел, как рак.

— Ничего не помню. Всё ты выдумываешь, — рассердилась я. — Не было такого!

— А уж когда ты его обозвала трёхполосным игудоном…

— Игуанодоном, — поправила я. — И не трёхполосным, а четырёхпоясным. Сама не знаю, откуда я выискала четырёхпоясного. Наверное, это было минутное озарение.

— Этот тип так и понял, поэтому предпочёл ретироваться.

— Старая толстая скотина, — сказала я. — Подумал, что девочка, вот и решил добиться лёгкой победы. Подобные типы развращают наших девиц.

— Я не уверена, что он был толст и так уж стар. Лет сорок, а то и меньше. Во всяком случае, если бы чёртов Дромадёр услышал в свой адрес то, что ты сказала тому субъекту, он бы совсем сгорбился.

— Это только в твоём воображении он стремится услышать про четырёхпоясного игуанодона, — заметила я.

— Теперь и я убедилась, что ты его совсем не интересуешь, — согласилась Ира.

— А каким образом ты в этом убедилась? — не удержалась я от вопроса.

— Увидела, как зло он поглядел тебе вслед, а Ларс ещё и слышал кое-что. Что именно, я не буду тебе говорить, но чёртов горбун не считает тебя перлом ума. Ты только не обижайся, потому что это не я думаю, а Дромадёр.