Горбун

Я посмотрела на горбуна и обнаружила, что наши изыскания доставили ему немало удовольствия, и он не скрывал улыбки. Меня смутило не только это, но ещё и то, что спор не стоил выеденного яйца и был совершенно неуместен в присутствии датского полицейского.

— Это принципиально? — осведомился горбун.

— Неужели это не видно сразу? — рассмеялась я. — Наш спор зашёл в тупик.

— Ну, так вы правы. Существуют оба выражения. Как мне кажется.

Как это ни глупо, но мне стало приятно.

— Теперь Жанка нос задерёт, — заметила Ира.

Ларс сразу за меня вступился:

— Она заслуживает сегодня всяческих похвал. И не только сегодня.

Я люблю, когда меня хвалят, но не так навязчиво.

— "Уж сколько раз твердили миру, что лесть гнусна, вредна; но только всё не впрок", — процитировала я, вновь вызвав у горбуна улыбку.

— Жанна, господину Якобсену придти на следующий званый обед нельзя, потому что он женат, — сказал Хансен, старательно подбирая слова и заглядывая мне в лицо. — А я могу надеяться на приглашение? У меня нет жены.

Горбун так и впился в меня сверлящими тёмными глазами, и от этого я не совсем удачно подошла к делу, выставив себя законченным бюрократом.

— Конечно, господин Хансен. Но только при наличии справки.

Открывшийся рот полицейского напомнил мне, что низкопробные советские шутки можно пускать в ход только на их родине. Зато Ира веселилась, а Ларс ядовито улыбался.

Горбун угрюмо взглянул на меня.

— Надеюсь, я освобождён от доказательств на право пообедать? — спросил он.

Во мне всколыхнулась щемящая жалость к этому человеку. Если бы не изуродованная спина, у него могла бы оставаться надежда на то, что его когда-нибудь полюбят. Он не был бы красавцем и многих женщин отталкивали бы пронзительный взгляд и крючковатый нос, но и гораздо более некрасивые люди находят свой счастье. А кому нужен горбатый урод?

— Надеетесь, что я отнесусь к вам, как к соотечественнику? — поинтересовалась я. — Ошибаетесь, никакого блата.

— Что такое "блат"? — спросил Ларс.

— Это такие неофициальные льготы, — объяснила я. — Ко всем предъявляются определённые требования, а к тому, кто идёт по блату, их не предъявляют. Например, при поступлении в институт.

— А мне можно… пройти по блату? — спросил Хансен. — Мне здесь очень нравится. Я впервые присутствую на русском обеде. Как называется суп?

— Крестьянский, — ответила я, припомнив, что в поваренных книгах так называется суп с крупой.

Хансен не понял, и Ларс перевёл мой ответ на датский язык, добавив необходимые, на его взгляд, пояснения.

— А! Такие супы в старину ели в русских деревнях! — восхитился Хансен.

Горбун выразительно поднял брови. Я почувствовала, что внушаю датчанам ошибочное понятие о быте русских крестьян.

— А может, и не крестьянский, — сказала я.

Полицейский остановил на мне свои изумительные и изумлённые голубые глаза.

— Как это понять? — спросил он.

— Жанна, выражайся яснее, — попросила Ира. — Откуда ты выкопала такой рецепт?

— Откуда? Детали взяты из головы…

— То есть суп с мозгами, — перефразировала Ира.

Я посмотрела сквозь неё.

— … а если рассматривать в целом, то примерно так готовили наши родственники из Грозного.

— Теперь, по крайней мере, понятно, какой это крестьянский суп, — заметила Ира.

— У вас там родственники? — заинтересовался горбун, скользнув внимательным взглядом по моему лицу.

Я знала кое-какие особенности разреза своих глаз, поэтому поспешила пресечь возможные заблуждения.

— У меня бабушка оттуда, но предки мои не чеченцы, а казаки. Теперь уж почти все, с кем мы поддерживали отношения, поумирали, а от последней тёти давно нет известий. Как она там живёт? Русским в чужих республиках теперь очень плохо.

"Как будто в своей очень хорошо", — добавила я про себя.

Дружинину очень хотелось послушать про Россию, и я его хорошо понимала: для человека, обитающего в обстановке полной стабильности, жизнь в гигантской, раскалывающейся на враждующие части державе представляется захватывающе интересной, а тем более, если предки этого человека — выходцы из России. Однако вновь заговорил Хансен, а мне было важно, чтобы у златокудрого красавца остались обо мне самые добрые впечатления.

— Я ничего не понял, — сказал полицейский. — Какой это суп?

Мне стоило большого труда не рассмеяться, и поэтому я почувствовала злость к горбуну, который сидел на своём месте, страшный, небритый, уродливый и невероятно в эту минуту для меня отвратительный, и откровенно смеялся, пользуясь своим отдалённым положением.

— Я перепутала, господин Хансен, это суп терских казаков.

Ларс кое-как растолковал, кто они такие.

— А что такое щи? — спросил Хансен. — Почему Ирина стала искать щи в книге?

Разъяснение этого важного понятия взяла на себя Ира, а я молчала, обдумывая, как бы отомстить развеселившемуся уроду.

— Пригласите меня в гости, когда у вас будут щи, — попросил Хансен.

— Ладно, мы вас пригласим, — согласилась я. — Да, Ира?

Ира кивнула.

— Очень вкусный салат, — отметил Ларс.

От писателя я ожидала более интересной беседы…

— Мне очень нравится мясо, — похвалил Хансен.

… кстати, и от полицейского тоже. Неужели нельзя рассказать какой-нибудь случай из практики?