Горбовский

– Марина, – почти злобно сказал Гордеев, и такого тона по отношению к себе Спицына еще не слышала. – Я тебе говорю, что он – прекрасный человек. Я знаю его чуть более семнадцати лет. Принять его характер – дело привычки. Но это возможно, и все давно смирились. Его поведение – проекция того, что случалось с ним в жизни. Бледная тень, едва слышимый отголосок. Поверь мне, он имеет право быть таким, каков он есть, и даже хуже, чем он есть.

– Имеет право? Кто дал ему это право – унижать других людей, морально уничтожать их? – Спицына поняла, что болтает лишнее, но было уже поздно. Слишком долго в ней сидело это невысказанное возмущение.

– Он сам морально уничтожен, Марина. Вот, откуда у него это право.

Гордеев поднялся, Марина испуганно следила за каждым его движением, проклиная себя за то, что распустила язык и только что потеряла такого хорошего приятеля, как Гордеев, неосторожно оборвала тонкую связь между ними, восстановить которую уже вряд ли удастся.

– Я не могу тебе объяснить, почему он так плохо к тебе относится. Ты должна знать это лучше, чем я, – Александр направился к выходу, но в последний момент задержался, чтобы договорить, – я бы хотел рассказать тебе то, что знаю, но я не могу. Пойми. Это было бы аморально и некрасиво по отношению ко Льву. И если моя помощь тебе не нужна, то мне лучше уйти, иначе, боюсь, я могу наболтать лишнего. Хотя я уже и так много лишнего сказал.

– Вы знаете его лучше, чем я, – взмолилась Спицына, поджимая губы, – дайте мне совет, пожалуйста! Как остановить это?

– Совет? – задумался Гордеев. – Я думал об этом. Знаешь, видимо, ты его чем-то сильно разозлила. Он защищается от тебя броней, она у него толстая и прочная, можешь поверить. Но в любой броне найдется брешь. Ты не должна избегать его. Будь поблизости. Всегда находись где-нибудь рядом с ним, особенно в те моменты, когда он сам этого не хочет. Чем дольше времени ты будешь проводить в его обществе, тем быстрее нащупаешь трещину. Он будет очень зол, когда это случится, и всё, что ты пока получала от него, покажется тебе цветочками. Зато его панцирь раскрошится и рухнет, и ты, наконец, сможешь увидеть его тем же Горбовским, каким видим его мы. Я очень на это надеюсь.

– Спасибо… Большое спасибо… – Марина села на место, Гордеев с озабоченным видом вышел.

Нет, этот день был уже явно переполнен потрясениями. Как для практикантки, так и для ее руководителя. Направляясь на склад, Горбовский и правда не знал, что встретит там Спицыну. Но, увидев ее там, взглянув в ее испуганные глаза, осознав, что поблизости никого нет, и они уже вторично остались наедине, он впервые ощутил нечто похожее на угрызения совести. После того как он накричал на Марину в виварии, Горбовскому стало стыдно за то, как бессовестно он поступил утром. Он был полон решимости приблизиться к Спицыной и сообщить, что сожалеет, он сжал всю волю в кулак, чтобы произнести это. Девушка настороженно смотрела, как Лев подходит к ней все ближе, ничего не говоря, но со странным выражением вечно озлобленного лица. Вдруг он замер, и они продолжали буравить друг друга взглядами. Как раз в этот момент на пороге склада и появился Гордеев. Горбовский взбесился, что товарищ пришел так не вовремя, не дав ему довести начатое до конца, но через время остыл, понимая, что чуть не унизился перед этой выскочкой. Если бы он попросил у нее прощения, он бы навсегда разрушил свой авторитет в ее глазах.

И все же оставшееся до обеда время Горбовский размышлял о том, что сегодня впервые почувствовал к этой девушке нечто помимо неприязни. Некое чувство с положительным оттенком. Возможно, личную вину? Он не мог сказать наверняка, но он был рад, что не позволил этому чувству развиться и окрепнуть. А точнее сказать, этому помешал Гордеев. Мысли о Спицыной занимали Горбовского, возможно, на треть или четверть. Помимо этого, он размышлял о разговоре с Пшежнем, о том, что стоит повысить наблюдение за Тойво, которого он подозревал всерьез, а также о Стропило и о странном молчании властей Мозамбика. Лев Семенович, с присущим ему чутьем, понимал, что это молчание не говорит ничего хорошего. Скорее всего, назревает катастрофа, и никто не заботится о том, чтобы к ней подготовиться. Все, как и всегда.