Горбачев. Его жизнь и время

Домой – в смысле на малую родину Михаила. Легко понять, почему – даже несмотря на неприятный опыт, приобретенный в Ставрополье во время летней практики 1953 года, – его привлекали сами эти места. Однако этого никак не могли понять родители Раисы. Они пришли в ужас от новости о том, что “московская аспирантура дочери срывается” и муж увозит ее “в неизвестность, в какую-то ставропольскую ‘дыру’”[243]. Сама Раиса лишь коротко упоминает о тогдашнем решении: “Мы решили оставить все и ехать работать к нему на родину, на Ставрополье… Да, [я] оставила аспирантуру, хотя уже выдержала конкурс, уже поступила”[244]. Впрочем, позже она вернулась к научной работе и защитила кандидатскую по социологии.

В готовности Раисы последовать за мужем не было ничего удивительного: подобного шага ожидали от любой советской жены. Кроме того, на решение супругов, возможно, повлияли рекомендации врачей, которые “советовали сменить климат”, чтобы поправить здоровье Раисы[245]. Но, конечно же, главной причиной являлась любовь Раисы к мужу, о которой спустя тридцать пять лет, в 1990 году, она вспоминала с характерной экзальтацией:

Каким тогда, в юности, вошел в мою жизнь Михаил Сергеевич?.. Умным, надежным другом? Да. Человеком, имеющим собственное мнение и способным мужественно его защищать? Да… Но и это не все… Я думаю о его врожденном человеколюбии. Уважении к людям… Уважении к… их человеческому достоинству… Думаю о его неспособности (боже, сколько я об этом думаю!) самоутверждаться, уничтожая других, их достоинство и права. …Вижу его лицо и глаза. Тридцать семь лет мы вместе. Все в жизни меняется. Но в моем сердце живет постоянная надежда: пусть он, мой муж, останется таким, каким вошел тогда в мою юность. Мужественным и твердым, сильным и добрым[246].

Вот дань любящего сердца, в которой главная тема – надежда, с какой Раиса Горбачева и ее муж вступали в будущее. Но были у нее и мрачные предчувствия тяжких времен. Горбачев запомнил сон, приснившийся Раисе вскоре после того, как они решили пожениться:

Будто мы – она и я – на дне глубокого, темного колодца, и только где-то там, высоко наверху, пробивается свет. Мы карабкаемся по срубу, помогая друг другу. Руки поранены, кровоточат. Невыносимая боль. Раиса срывается вниз, но я подхватываю ее, и мы снова медленно поднимаемся вверх. Наконец, совершенно обессилев, выбираемся из этой черной дыры. Перед нами прямая, чистая, светлая, окаймленная лесом дорога. Впереди на линии горизонта – огромное, яркое солнце, и дорога как будто вливается в него, растворяется в нем. Мы идем навстречу солнцу. И вдруг… С обеих сторон дороги перед нами стали падать черные страшные тени. Что это? В ответ лес гудит: “враги, враги, враги”. Сердце сжимается… Взявшись за руки, мы продолжаем идти по дороге к горизонту, к солнцу…[247]

Глава 3 Вверх по служебной лестнице 1955–1968

Горбачев явился на работу в прокуратуру Ставропольского края 5 августа 1955 года. Но почти сразу переменил мнение о месте службы. “Нет, все-таки не по мне служба в прокуратуре”, – написал он жене, которая пока что оставалась в Москве[248]. Он утверждал, что в первый же день его встретили холодно и велели прийти через несколько дней, чтобы получить особое задание. Но что в этом было такого необычного? Неужели он ожидал, что его будут встречать как героя-победителя? Менее самонадеянный новичок, пожалуй, проявил бы терпение. А Горбачев отправился искать “товарищей по прежней работе в комсомоле”. Он полагал, что они помогут ему найти работу получше – в местной комсомольской организации[249]. И оказался прав: значок Московского университета и опыт комсомольской работы в МГУ “сыграли свою роль”[250].

На Николая Поротова, заместителя начальника отдела кадров в Ставропольском крайкоме комсомола, румяный молодой человек с редеющей шевелюрой и намечающимся животиком произвел благоприятное впечатление. Поротов выразил желание взять его к себе, но попросил Горбачева вначале выяснить, отпустят ли его в прокуратуре. “Я им не нужен, – пожаловался Горбачев. – На меня там все свысока посмотрели”. Тогда Поротов начал действовать. На этот раз Горбачева принял сам прокурор, Василий Петухов, и согласился отпустить его на другую работу. “У нас полно юристов, справимся без него”, – заверил Петухов Поротова. У обоих сложилось впечатление, что Горбачев – “неплохой парень”. Но вечером того же дня Горбачев написал жене, что у него “был длинный, неприятный разговор с прокурором края”, а после добавил: “еще раз побеседовали и, обругав кто как хотел, согласились на мой уход в крайком комсомола”. Эта беседа, по словам Горбачева, вызвала у него смешанные чувства: “…все-таки оставила в моей душе неприятный осадок”[251].