У входа в школу, разместившуюся в здании бывшей дореволюционной гимназии, которое используется и поныне, сегодня, спустя много десятилетий, висит табличка с надписью: “Здесь учился первый Президент СССР”. Это двухэтажное здание с классными комнатами по обе стороны длинного коридора, который ведет к чугунной лестнице, украшенной замысловатым литьем. В 2005 году учителя показывали гостям класс с рядами деревянных парт перед доской – показали и ту, за которой сидел Миша Горбачев. (Своих инициалов, по-видимому, он на ней не вырезал.) Вот что рассказывал бывший одноклассник Михаила: “Огромное желание получить знания… Кончились уроки, мы идем домой и садимся за книги… тогда только мы идем прогуляться. В школу идем. Школа была наш родной дом второй. Или идем в кино. Нам казалось, что надоедать учителю неприлично. Но вот такой случай: садится учительница математики кино смотреть. До сеанса десять-пятнадцать минут, он подсаживается рядом. И говорит, вот расскажите мне, я это не понимаю. Таких было мало”[105].
Другие ученики обращались к Горбачеву для разрешения споров и драк, как к третейскому судье. Одноклассники вспоминали, что сам он драться не любил – не потому, что боялся, просто это было ему не по душе. Но постоять за себя, конечно, умел. Один его родственник и сверстник вспоминал, что как-то раз стукнул Горбачева и еще одного мальчишку, “так просто – из озорства”. “Я постарше Михаила был, а он – одногодок с моим родным братом. Вот я их обоих давай мутузить – кулаки чесались. А чуть подросли они, поймали меня, повалили и ну бока мять”[106].
Горбачев казался прирожденным лидером. “Он был большим организатором, – вспоминал его одноклассник. – Он нравился ребятам, ему доверяли”. Честный, справедливый, работящий, он умел дружить. Пятьдесят лет спустя Горбачев говорил: “Я привык еще с юношеских лет верховодить, желание реализовать себя было всегда”[107]. Он устраивал спортивные состязания и проводил общественные собрания. Вел утреннюю гимнастику в школе, командуя в большой мегафон: “Класс, приготовиться! Раз-два-три-четыре! Раз-два-три-четыре!” “Михаил любил поднимать тяжелые веса, – также вспоминал его одноклассник. – Мы могли поднять вес в 32 килограмма 60 или 70 раз – сначала отрывали от земли, затем поднимали и наконец выталкивали”. Но больше всего Михаил любил играть на сцене.
Школьники так увлекались любительским драмкружком, что попасть туда могли не все желающие, приходилось отбирать лучших. Занятиями руководила любимая учительница литературы, Юлия Сумцова. Кружковцы часто собирались у нее дома (где квартировали и несколько учеников, приехавших издалека), репетировали и готовили уроки. Костюмы ребята шили сами – из материи, которую давали им мамы (чаще всего это была обычная марля, вспоминает кто-то из одноклассников, “больше-то ничего не было”). Декорации тоже собирали по мелочам из родительских домов – например, пригодился ковер, который чей-то отец привез из Германии как трофей. Горбачеву доставались главные роли. К театру его тянуло (по его словам) “прежде всего желание общения со сверстниками. Но и стремление реализовать себя, узнать то, с чем незнаком”[108]. К тому же его партнершей по сцене была Юля Карагодина – девушка, к которой он был далеко не равнодушен. Они вместе выступали в главных ролях в “Снегурочке” Островского и “Маскараде” Лермонтова.
Сценой для школьных постановок (среди которых были и “Русалка” Пушкина, и пьесы Чехова) служил конец школьного коридора – тот, что соседствовал с чугунной лестницей. На спектакли приходили и взрослые зрители, а иногда труппа даже совершала турне по селам района, и вырученные за билеты деньги шли на покупку обуви для ребят, которым не в чем было ходить в школу. Горбачев рассказывает, что они с товарищами по кружку, замахиваясь на очередную пьесу, никогда даже не задавались вопросом: а посильно ли? “Играли драматургов всех времен… Можете представить, как это получалось, но нас не смущало”. Однажды поглядеть на их игру приехали гастролировавшие актеры из Ставропольского драмтеатра. Школьники сыграли им “Маскарад”. Как вспоминал Горбачев: “нас похвалили, сделали замечания, одно из которых я помню и сейчас… профессионалы при объяснении между… Арбениным и Звездичем все-таки посоветовали не хватать друг друга за рукава – в высшем свете даже острые объяснения проходят несколько иначе”[109].
В этом воспоминании Горбачева заметны озорство и юмор. Впрочем, он говорит, что играли тогда с гордостью и удовольствием. “Он действительно очень хорошо играл, – вспоминала позже Карагодина. – Как-то раз он даже сказал мне, что хочет поступить в театральный институт”[110].