Гонщик-2

Хорошо ли, плохо ли я сумел нарисовать картинку светлого будущего, но девчонки прониклись. Видно — унеслись мыслями в светлое будущее, грезят наяву о красивой жизни, да о богатых женихах. Интересно, для них сейчас богатство — это сколько? Впрочем, ладно, пусть мечтают. Чем больше нафантазируют, тем сильнее будет стимул к учебе.

— Ну а ты, Миша, чем бы хотел в жизни заняться?

— Так это… мобилями!

Ну да, у парня при виде железок глаза загораются. Интерес имеется, да и способности тоже присутствуют.

— Тогда тебе дорога в реальное училище.

— Так там же с девяти лет берут. Мне что, с малолетками учиться?

— А это уже как захочешь. Есть возможность выучиться самому, по книжкам, а после сдать экзамены экстерном, сразу за весь курс училища. Но, конечно, трудно будет. Вот и подумай: постепенно, из года в год учиться с малышней, или самостоятельно все предметы за семь курсов учения одолеть. Но тогда уже на испытании спрашивать будут построже, чем с обычных реалистов.

Пацан озадачился.

— Я это… подумаю.

— Ну иди, думай. А теперь время позднее, марш по койкам. Завтра вставать рано, дел полно.

После злосчастной публикации моя популярность в Тамбове резко сошла на нет. Меня перестали звать на обеды и приемы, поток заказчиков убавился. Да и улыбки у трактирщиков и лавочников стали значительно скромнее. Но купец Крашенинников и остальные компаньоны эмоциям поддаваться не спешили. Для них важнее были деньги. А они мало-помалу начали двигаться. На первой закупленной партии шасси было построено с десяток мобилей: легковые разного уровня роскошности, грузовые и пара полугрузовых пикапчиков. Они были отправлены в Москву к открытию нового салона. Все подготовительные мероприятия были завершены, и товарищество должно было вот-вот начать приносить прибыль. Это обнадеживало и давало повод к некоторому оптимизму.

Среди прочих дел выбрал время и заглянул к мастеру Шнидту. Не особо хотелось, но вот пришлось. Приказчик, все тот же молодой человек со все той же книжкой, при виде меня встрепенулся и, произнеся положенные приветствия, шустро убежал доложиться хозяину. Тот был явно не в духе. Мне не было слышно, как представил меня приказчик, зато я отлично услышал резкий голос Шнидта:

— Кого там еще черт принес!

Но через полминуты, видимо, услышав мое имя, мастер мгновенно переменил настрой:

— Так чего же ты сразу не сказал? Немедленно веди его сюда! И чтобы со всем почтением, а то знаю я тебя!

Молодой человек выскочил ко мне и, поклонившись даже ниже почтительного уровня, пригласил проследовать к мастеру. Впустил меня в уже знакомую мне переговорную комнату и тут же, повинуясь жесту хозяина, выскочил наружу и плотно прикрыл за собой дверь.

— Здравствуйте, здравствуйте, Владимир Антонович!

Я уже привык на людях держать лицо, сохраняя, невзирая на истинные эмоции, доброжелательное выражение с легкой улыбкой. Но после такого захода мне пришлось постараться, чтобы не выдать своего удивления такой радушностью приема.

— Что вы предпочитаете? Чай или кофе?

— В это время дня, пожалуй, кофе.

Старик дернул за шнурок, и через минуту в комнате появилась дама в темном глухом платье и белом передничке.

— Лизонька, будь добра, кофе на двоих и к нему все необходимое.

— Слушаюсь, — присела в книксене служанка и исчезла. Появилась она минут через пять, неся в руках поднос со всем необходимым. Водрузила его на стол между нами и вновь удалилась.

Шнидт разлил кофе по чашкам.

— Владимир Антонович, у меня почти что лучший кофе во всем Тамбове. Вот, извольте отведать. Сахар, сливки — по своему вкусу. И не погнушайтесь вот этими воздушными пирожными. Лизавета их стряпает просто исключительно. В кондитерских лавках таких не сыщете, даже не пытайтесь.

Я не стал чиниться, попробовал и пирожные, и кофе, и нашел то и другое восхитительным, о чем не преминут поведать хозяину. Тот довольно ухмыльнулся — мол, знай наших! А я перешел, наконец, к делу.

— Альфред Карлович, я некоторое время назад заказывал у вас новые очки.

— Да, я помню. Вот они, уже готовы.

Шнидт вскочил из-за стола, быстрыми шагами подошел к стоявшему в углу комнаты бюро и достал из него футляр.

— Вот, извольте.

Я принял футляр и положил на край стола.

— Я внес за них лишь половину от назначенной вами суммы, рассчитывая вторую половину погасить за счет приза недавних гонок. Но, как вы, наверняка, знаете, гонку я проиграл и сейчас не могу рассчитаться с вами за работу. Прошу меня извинить, но я вынужден отказаться от своего заказа.

— Не хочу ничего слышать! Берите и считайте, что вы мне ничего не должны.

— Но ведь…

— Признаюсь, я хотел в тот раз немного вас наказать и завысил цену. Изрядно, надо сказать, завысил. Так что не переживайте, это не благотворительность и ущерба мне не нанесет. Более того, я считаю, что обязан вам ничуть не меньше, чем тот же господин Боголюбов. Вы ведь знаете, что Настенька — моя внучка? Хоть и двоюродная, а все же.

— Да, Платон Сергеевич упоминал об этом.

— И наверняка жаловался, что я ее балую, что потакаю ее капризам?

— Было дело, — согласился я.