Мы с Лизой, уже одетые и готовые к выходу, на минутку забежали в детскую. В кроватках мирно спали близнецы, Андрюша и Верочка. Мамки-няньки дисциплинировано бдели. Сбылась мечта прадеда — подержать на руках, ощутить продолжение рода. В последнее время он здорово сдал и, думаю, вряд ли доживет до следующего бала. Но кто знает, может, и поскрипит ещё годик-другой.
— Ну что, идем? — шепнул я жене.
Та еще раз окинула критическим взглядом детскую, не нашла, к чему придраться и кивнула:
— Идем.
Рука об руку мы вышли в зал и неспешно двинулись через толпу гостей. Нам кланялись, мы улыбались в ответ. Ну да, мы, как хозяева бала, кланяться не должны. Максимум — легкий кивок. Тенишевы — ого-го! Кстати, Петр Фомич Огинский до свадьбы дочери не дожил, избавив меня от сцен и объяснений. Как рассказали, вернувшись к себе в поместье, Огинский, что называется, загулял на все деньги. И в короткий срок допился до удара. Спустя примерно неделю после возвращения его нашли в господском доме уже холодным. Констатировали смерть, известили дочь. И произошло всё настолько быстро, что даже дату свадьбы переносить не пришлось. Обязательный траур закончился прежде, чем пришло время нам идти под венец.
Среди гостей то и дело попадались знакомые лица. Вот бывший купец Игнатьев. Нынче он крупный промышленник, производит полный ассортимент автомобильных шин и еще несколько десятков позиций из каучука. Его шины продаются по всей Европе, и даже в Америке. Так вышло, что «Молния-2» установила новый стандарт для размеров шин. И пока иностранные фабрики меняли оборудование и технологические процессы, Игнатьев уже вовсю гнал свою продукцию. Богатейший человек теперь. Между прочим, на старости лет женился, вот-вот ожидает ребенка. Уже подходил ко мне с просьбой быть младенцу крёстным отцом.
Вот почтительно кланяются начальник губернского следственного управления Боголюбов и его прелестная супруга. На левом борту Боголюбова фрака «Станислав» четвертой степени с мечами. Не каждый полицейский чин выслуживает даже такой, самый младший по значимости орден. А вот его дочь и по совместительству госпожа Клейст, супруга моего компаньона. Кланяется, но лишь ради соблюдения приличий. Год назад она благополучно родила мальчика. Нынче дитё вышло из грудного возраста и оставлено дома с няньками, а мамочка развлекается на балу. Сам Николай Генрихович сейчас, по своему обыкновению, в компании единомышленников обсуждает недостатки мобилей немецких и французских фирм. Надо сказать, достоинства «Молний» для него неоспоримы.
Да, к началу прошедшей зимы наш завод был построен, что повергло меня в шок. И, несмотря на различные трудности и нестыковки, через три дня после рождества с конвейера выкатили первую «Молнию». Теперь она стоит в заводском музее. «Молнии» даже той, изначальной модели, разлетаются как горячие пирожки, не успевая попасть на заводской склад. Сейчас в России ездить на «Молнии» — это признак хорошего тона и показатель успешности. Недавно мы запустили в производство мобиль попроще и подешевле под названием «Стриж». И тоже удачно. Как я и хотел, эмблема товарищества «КиТ» нынче стала широко известна и в империи, и за её пределами. Но впереди, конечно, предстоит сделать еще очень много.
Почтительно кланяется барон Шнидт. Мы с Альфредом Карловичем всё же скатались в Восточную Пруссию. Оформили все необходимые бумаги, старый мастер на премию, полученную за свои изобретения, выкупил часть родовых земель и восстановил титул. Насколько знаю, в ближайшее время Клейсты и их дети сменят фамилию. Николай Генрихович, конечно, поначалу протестовал, но за пару-тройку ночей Анастасия Платоновна сумела его убедить.
Помещица Томилина грустно глядит издалека. Впрочем, она с самого начала понимала, что наши отношения продлятся лишь до известного момента. И сумела взять от нашей связи всё, что могла, по максимуму. Соседи не раз жаловались в полицию на мешающие спать непристойные звуки, и каждый раз безуспешно. Потому что тут ведь сразу понятно: завидуют. Но ничего. Помещица состоятельна и весьма хороша собой, так что кавалера она себе найдет.
А баронесса Сердобина, завидев нас издалека, поспешила уйти в сторону. Я не могу её не пригласить, она не может игнорировать приглашение, но и радости ей бал не доставляет. Уже после моего выздоровления у нас состоялась встреча, как говорится, на нейтральной территории. Баронесса выглядела ужасно несчастной, то и дело тихо плакала, говорила о том, что Вернезьев её заставлял, просила прощения, сулила золотые горы. Но я, во-первых, помнил о том, насколько она хорошая актриса. Во-вторых, я ей честно предлагал замужество, и она отказалась. Согласись она, и многое пошло бы иначе. Возможно, и завод мой строился бы где-нибудь под Петербургом, а не в Тамбове, и она блистала бы при дворе, возможно даже в свите императрицы. Сейчас же каждая наша мимолетная встреча, каждое упоминание обо мне — это укол её самолюбию, напоминание о потерянных возможностях. Конечно, со временем это пройдет. Но сколько времени для этого понадобится?