Гонки на выживание (Солдаты удачи - 2)

-- Просто удивительно! -- воскликнул Стенин. -- Своим звонком вы опередили меня буквально на несколько секунд. Тут, понимаете, в сущности, ерунда, конечно...

-- Что-то мне голос ваш не нравится, Роберт Николаевич. Что случилось?

Стенин вкратце изложил ситуацию и причину своей непонятной тревоги.

-- Да бросьте вы! -- засмеялся Герман Григорьевич. -- Какая, в конце концов, разница? Чкаловская так Чкаловская. Груз под охраной. Военные теперь его фактические хозяева, пусть везут как хотят. А вы садитесь в машину и приезжайте.

День уже кончался, но срочный вызов одного из первых лиц в правительстве, по сути, был приказом, а после того разговора тет-а-тет в кабинете у Клокова -- и подавно. Хотел того Стенин или не хотел, в глубине души он прекрасно понимал: все, что пришло к нему, все, чем он обладал теперь, напрямую связано с тем разговором, когда, сумев не назвать кошку кошкой, они заключили с Клоковым тайный сепаратный договор, основным условием которого должна была стать его, Стенина, абсолютная преданность.

Быть обязанным, быть зависимым -- разумеется, радости в этом было мало. Но было и еще нечто, что сделало их с Клоковым не просто партнерами, союзниками и соратниками, но и... соучастниками. Их связывали теперь не только деловые отношения. Их связал Черемисин, его судьба низверженного патриарха, отправленного ими на покой.

Да, они не назвали тогда кошку кошкой, и тем не менее кошки скребли на душе у Стенина. Он не хотел чувствовать себя предателем, интриганом, но дело было сделано. Единственное, чем он пытался утешить и уговорить себя, -- это то, что их руками был исполнен закон жизни, непреложный закон диалектики.

* * *

Они завершали уже четвертый или пятый круг по реке на борту теплоходика "Москва-17", когда к ним в нижний салон спустился капитан.

-- Ну, как вы тут? Еще долго будете?

-- Можем доплатить, -- сказал Артист.

-- Я-то не возражаю, -- блеснул глазами капитан.

-- Ну что ж, алаверды, -- кивнул Пастух и протянул ему еще сотенную.

-- Ну так вот, -- сказал капитан, пряча купюру. -- Я чего заглянул... Прошла радиограмма по всем судам. Менты досматривать будут на всех пристанях и дебаркадерах. Так что, если что... соображайте сами.

-- То-то ты мне сразу понравился, капитан, -- серьезно сказал Пастух. -- Может, где-нибудь высадишь нас?

-- Не имею права. Категорически запрещено. Да и негде.

Он повернулся и пошел к трапу. Уже поднявшись на несколько ступенек, обернулся:

-- Ближайшая пристань -- Ленинские горы. Там народу будет навалом. Запущу к вам в салон... И потом, может, этих, фараонов, еще не будет?

-- Слушай, кэп, -- сказал Пастух, -- такие досмотры часто бывают?

-- Случается. Если тревога по всему городу. Когда большая облава, крутых ловят... Ну давайте, подходим. Сейчас швартовка будет.

Все шестеро переглянулись. Ни слова не говоря, Пастух с усилием опустил стекло иллюминатора. В салон ворвался свежий речной воздух.

-- Жаль, -- сказал он, -- очень жаль. С этими словами он вытащил из-под полы куртки стальную черную коробочку сложенного автомата. Иван вытащил точно такую же коробочку, и через мгновение "ПП-95М" отправились на дно Москвы-реки. Вслед за ними полетели и две трофейные рации и пистолеты, полученные от Голубкова.

Пастух понюхал руки. От них исходил явный запах оружейной смазки и РЧС -- раствора чистки стволов.

-- Ну и запах! -- хмыкнул Иван. -- А вот с долларами что делать? У каждого по пачке. Ни документов, ни расписок, ни квитанций.

Теплоход медленно подходил к дебаркадеру. Муха перебежал к борту швартовки, глянул в иллюминатор.

-- Точно, менты! Усиленный наряд.

-- Ха! -- вдруг вскрикнул Боцман. -- Все бабки мне! Да живее! -- С этими словами он извлек из внутреннего кармана большой, чуть не в пол-ладони, памятный медальон призера победителя гонок на выживание. -- Авто выиграл? Выиграл. Загнал? Загнал. Как говорится, "моя вещь, хочу -- крашу". Вот и бабки. Награждение должны были по телеку показывать, в новостях спорта. А вот еще доказательство. -- И на его жесткой ладони появилась цветная карточка "Поляроида" -- Боцман в белом костюме у своего "форда".

-- Такая тачка не тянет на шестьдесят штук, -- сказал Муха, -- сам знаешь.

-- А, ладно, обойдется.

Теплоход ткнулся бортом в причал, взревел и захлебнулся дизель. Послышались голоса, топот ног. Вполне возможно, вся эта ментовская катавасия была затеяна из-за них.

-- Надоела мне Москва, -- вдруг заявил Трубач. -- На волю хочу, на простор.

-- Лучшее средство от всех депрессий -- вот такие трое суток, -усмехнулся Перегудов. -- Все психозы как рукой снимет.

-- Ну что, пошли сдаваться? -- сказал Пастух. Они стали подниматься друг за другом по трапу. Вышли на верхнюю палубу к ограждению фальшборта, легко, пружинисто, чуть снисходительно улыбаясь, сбежали по трапу на дебаркадер. Менты трясли всех подряд, мужчин и женщин, просматривая документы с подчеркнутой хмурой серьезностью.