Гонители

И тут сказался характер сына. Хочет, чтобы он не обошел добрым словом Шихи-Хутага, парня, и верно, смышленого, с умом быстрым, но осмотрительным.

— Зачем Шихи-Хутаг будет заменять Татунг-а? Дел и более достойных хватит. Шихи-Хутаг, матерью моей вскормленный, все равно что брат мне.

Угодил этими словами не только Джучи, но и матери. Шихи-Хутаг ей дорог не меньше родных детей. Ценит его за правдивость и честность. По сердцу ей и то, что он просто, как и надлежит отцу, говорит со своими сыновьями и ее Шихи-Хутагом, рада, что он спокоен и кроток.

Но он неспокоен, просто на время отогнал все думы, кроме, пожалуй, одной: что было на уме у шамана? Для чего нужен курилтай ему?

— Налей, мать, еще чашку вина. Уж рушить свое установление, так рушить!

— Это можешь порушить. — Мать подержала над огнем, отворачивая от пламени лицо, котелок с архи, наполнила чашку. — А вот других установлений придерживаться должен.

— Каких, мать?

— Ты клялся дать людям покойную жизнь. Но твои сотники и тысячники в жару и холод, среди дня и ночи отрывают людей от очага, заставляют скакать без отдыха и день, и два…

Вино показалось ему противным, не допив, отодвинул чашку.

— Они, мать, воины.

— Теперь что ни мужчина — воин…

Тэмуджин ничего не ответил. Мать недавно была в хунгиратских кочевьях, подыскивала невесту для Джучи, там ей и нажужжали в уши.

Сердобольная, готова заступиться за них. А кто заступится за него?

Парни начали разговаривать меж собой. Тулуй привязался к Шихи-Хутагу.

— Подари мне своего скакуна. Неужели жалко?

— Не скакуна, твою голову жалко. Он у меня приучен скидывать других.

Кто бы ни сел, на земле будет.

— Ничего, я переучить могу!

И вдруг Тэмуджин догадался, какой скрытый умысел движет шаманом.

Власть ему, хану Тэмуджину, даст курилтай, но курилтай же может отобрать ее. То-то он и ползал взглядом по лицам нойонов, старался внушить им то, чего нельзя было сказать словами. Не его, хана Тэмуджина, хочет возвеличить шаман курилтаем, а курилтай возвысить над ним. Случится это без оглядки на нойонов ничего не сделаешь. Пошатнутся дела — его заменят другим. Далеко смотрит шаман! Но и он пока что зрячий…

В Юрту вошел караульный.

— Хан Тэмуджин, за порогом нойон Хорчи. Он хочет поговорить с тобой.

Хороших вестей он не ждал. Плохие слушать не хотелось. И лицо помаргивающего заиндевелыми ресницами воина разом стало ненавистным. Глухо проговорил:

— Пусть войдет.

Шуба, гутулы Хорчи дымились от мороза. Он сорвал шапку, подбросил ее вверх, упал на колени и, вскинув руки, закричал:

— Я привез тебе большую радость, хан Тэмуджин. Я мчался к тебе, как на крыльях, я загнал трех коней, промерз до костей…

— Говори, что ты привез! — перебил его хан.

— Воины возвращаются из тангутского похода!

— Ну как они, не очень побиты?

— Они? Побиты? Будь так, разве я мчался бы к тебе быстрее кречета?

Они побили тангутов! Захватили два города! Добыча — не счесть! Верблюдов тысячи и тысячи! Всю степь заполнили! И на каждом — вьюк, который не поднять и четырем мужчинам.

Хан налил вина, преподнес чашку, держа ее обеими руками, как большому и почетному гостю.

— Пей, Хорчи.

— С радостью, хан Тэмуджин! — Хорчи запрокинул голову, вылил вино в рот. — Хорошо!

Тэмуджин наполнил сразу же вторую чашку.

— А Нилха-Сангун?

— О нем в земле тангутов никто и не слышал. Сгинул где-то Нилха-Сангун.

— Пей, Хорчи, еще.

— Можно и еще. Отогреюсь. От холода у меня даже внутренности закоченели. — Выпил и спросил с лукавым испугом:

— А в прорубь головой окунаться не заставишь?

— Сегодня — нет, — сдержанно, без улыбки, ответил хан.

Он не давал разгуляться своей радости. Как и гнев, она вредна для разумных суждений. Что даст ему эта удача! Много. Все считать, так и пальцев руки не хватит. Первое — он припугнул тангутов и тем обезопасил свой улус. Второе — он посрамил тех, кто говорил: поход на тангутов безумие, он доказал всем, что никогда ни в чем не ошибается. Третье — если добыча так велика, как говорит Хорчи, он заткнет ею рот недовольным, сможет какое-то время не отягощать народ поборами на содержание войска.

Четвертое — удача подсказывает ему путь, следуя по которому он сможет снять с себя заботу о прокорме войска — оно все добудет для себя само.

Пятое — теперь можно созвать и курилтай, пусть нойоны вручат ему бразды правления. Пусть будет, как того хочет шаман. Но Теб-тэнгри заблуждается, когда думает, что курилтай станет вертеть им, как собака своим хвостом.

Так же думали когда-то и его родичи… Шестое…

— Хорчи, когда-то я хотел дать тебе в жены тридцать девушек — хочешь их получить?

— О-о, великий хан, кто сможет отказаться от такой милости?

— Я даю тебе тридцать девушек.

— Когда и где могу их взять? — Хорчи потянулся к шапке, готовый, кажется, бежать к девушкам немедля.

— Не спеши. Девушки не в соседней юрте. За ними надо идти в земли хори-туматов.

Джучи и Шихи-Хутаг рассмеялись. Хохотнул и Хорчи, но не от души, а ради приличия.

— Я говорю это не для того, чтобы позабавить вас. Ты, Хорчи, пойдешь в земли хори-туматов. Все племена склонились перед нами. То же должны сделать и они.

— А-а, я пойду туда с войском…