Гонители

Судуй глянул на Джучи, повернулся к матери, лицо его — сплошные синяки и кровоподтеки — расплылось в беспечно-веселой улыбке.

— Коровы пободали.

— Какие коровы? Ты о чем это говоришь?

— Вот такие. — Судуй растопырил у висков указательные пальцы. Рогатые. Снимай, Джучи, шубу. Мать пришьет рукав — никто не заметит. Она умеет. Что рукав! Оторванные уши пришить может!

Каймиш долго примерялась к рукаву, что-то бормотала себе под нос, наконец сказала:

— Не могу. Шелк надо шить шелковыми нитками. А где они?

— Надо пришить! — настаивал Судуй.

— Да зачем же портить такую хорошую шубу? Дома Джучи все сделают куда лучше.

— Конечно! Но увидит это, — Судуй подергал рукав, — Борте-хатун и сердцем скорбеть

будет, спрашивать начнет: где, как, почему?

Джучи ковырял палкой аргал в очаге. Его глаза были печальны, и разговора Судуя с Каймиш он, кажется, не слышал. Тайчу-Кури встревожился.

Парни что-то скрывают. Судуй много говорит, много шутит. Тут уж гадать не надо — вышло что-то неладное. И по Джучи видно. Уж не натворили ли чего плохого? Не должно бы. Джучи разумен… Но кто знает! О вечное небо, отведи от нас все беды-невзгоды и козни злых духов.

К юрте кто-то подъехал, соскочил с лошади. Все разом повернули головы к дверям, Судуй умолк на полуслове, укрепляя Тайчу-Кури в мысли, что он чего-то побаивается. В юрту вошел Шихи-Хутаг. Его лицо с пришлепнутым утиным носом было веселым.

— Счастья вам и благополучия! — громко сказал он, присел рядом с Джучи, наклонился к уху, и Тайчу-Кури услышал его шепот:

— Они будут молчать. Своими словами я нагнал на них страху. Еще и повинятся перед тобой.

— Спасибо, — так же тихо ответил Джучи, но глаза его остались печальными.

После того как Шихи-Хутаг и Джучи ушли, Судуй рассказал, что случилось на охоте. Младшие братья Джучи, Чагадай и Угэдэй, не захотели ему повиноваться. Заспорили. Все трое разгорячились, и кто-то, скорее всего Чагадай, назвал Джучи меркитским подарком. Всегда спокойный и рассудительный Джучи не стерпел обиды, дал братьям по зубам. Те — в драку.

Судуй начал их растаскивать. Чагадай и Угэдэй сорвали зло на нем, ножи выхватили. Хорошо, что подоспели Шихи-Хутаг и Тулуй.

Рассказывая, сын посмеивался, будто все это было очень забавно.

Каймиш сначала перепугалась, потом разозлилась, изругала Судуя, даже кулаком по спине стукнула.

Прошло несколько дней, и все уже стало забываться. Но однажды пришел нукер и увел Судуя к Борте-хатун. Домой сын возвратился покачиваясь, будто котел архи выпил, пробовал улыбаться, но и улыбка была как у хмельного, не настоящая. К нему подскочила Каймиш.

— Что с тобой?

— Спина чесалась… Палками прошлись — хорошо стало.

Раздели, уложили в постель. Вся спина у него вздулась и посинела.

— За что же тебя? — спросил растерянно Тайчу-Кури.

— Борте-хатун что-то прослышала о драке. Стала спрашивать сыновей заперлись. У меня хотела выведать. Да разве я скажу!

Каймиш, поохав, опять стала ругаться:

— Мало тебе дали палок, глупому! Как осмелился запираться перед хатун?

— Я — нукер Джучи. Как скажу без его дозволения?

— Очень ты нужен Джучи! Видишь, как позаботился о тебе!

— Он бы позаботился. Но его не было.

— Отправит тебя Борте в найманские кочевья пасти овец — будешь знать!

— Поступок моего сына правильный, — заступился за Судуя Тайчу-Кури. Будь я на его месте…

Каймиш не дала ему говорить:

— Тебя мало били? Сыну такой же доли хочешь?

Конечно, он не хотел, чтобы у сына была такая же доля. Сколько раз приходилось ему, как сейчас Судую, отлеживаться на животе после побоев не счесть! Давно это было, но стоит вспомнить — и спину подирает морозец.

Но что он может сделать, чтобы уберечь сына? Почти ничего…

Глава 3

Перед битвой с найманами хан Тэмуджин думал, что если небо дарует ему победу и он станет единым, всевластным повелителем великой степи, его жизнь озарится радостью, какой не ведал от рождения, уйдут страхи и тревоги за свой улус, покойно и умудренно он будет править племенами. Но радость была недолгой, она померкла под грузом забот. Удержать в руках улус, такой огромный, что и умом обнять трудно, оказалось много сложнее, чем повергнуть к своим ногам Таян-хана. Ему удалось заглушить извечную вражду племен, перемешав людей, как зерна проса в торбе. Заглушить, но не искоренить. Это он хорошо понимал, и в душе сочилось, сочилось беспокойство.

Каждое утро, сумрачный и настороженный, он принимал вестников со всех сторон улуса. Позднее подходили ближние нойоны, и вместе с ними начинал думать об устройстве разных дел.

Хороших вестей не было. Брат Борте нойон Алджу доносил: родовитые нойоны хунгиратского племени сговариваются отложиться от него и поддаться Алтан-хану.