Гонители

Его стало знобить. Звенело в голове. В этот звон вплетался отдаленный гул битвы, то утихая, то возобновляясь вновь. Казалось, порывы ветра гудят в вершинах деревьев. Шаман напоил его горячим и горьким снадобьем. Внутри разлилось тепло. Он заснул и проспал до утра. Разбудил его Ван-хан.

Здоровый, бодрый, он сидел на коне, за ним теснились его нойоны.

Наклонился к Тэмуджину, спросил:

— Ну как ты?

— Все хорошо. — Голова у него была ясной, свежей, не беспокоила рана, он чувствовал лишь жжение и толчки крови. — Что Джамуха?

— Ночью все бежали. Джамуха уходит вниз по Эргуне. Аучу-багатур и сыновья Тохто-беки бегут в верховья Онона. Татары — в свои кочевья. Почему ты не снесся с Джамухой?

— Он мог бы послушать тебя, но не меня, хан-отец. Да что теперь говорить об этом! Надо добивать врага. Джэлмэ, вели приготовить мне коня.

Хан-отец, я попробую догнать Джамуху.

— А нужно ли?

— Хан-отец, недобитый враг как тощий волк — зол, нахален, от него можно ждать всего.

Ван-хан долго молчал. Наконец нехотя сказал:

— За Джамухой я пойду сам. Ты догоняй Аучу-багатура.

Скакать на коне Тэмуджину было трудно. Каждый толчок отдавался болью, холодная испарина покрывала тело. Но он крепился.

Аучу-багатура и сыновей Тохто-беки настигли через три дня. После короткой схватки враги рассеялись. Тэмуджин велел остановиться на отдых.

Вечером в его походную юрту пришел Чилаун, сын Сорган-Шира.

— Хан Тэмуджин, среди воинов тайчиутов был мой друг Джиргоадай. Он хочет служить тебе.

— Зови его сюда.

Переступив порог юрты, воин снял пояс с мечом и саадаком, положил к ногам Тэмуджина.

— Почему покинул своего господина? Почему ушел от Аучу-багатура?

— Он носит звание багатура, но отваги у него не больше, чем у старого тарбагана. Он замышляет битвы, но ума у него не больше, чем у степной курицы. — Ни в голосе, ни во взгляде раскосых глаз Джиргоадая не было обычной в таких случаях робости.

Еще когда воин вошел в юрту и снимал пояс, в его лице, в порывистых, резких движениях Тэмуджин уловил что-то знакомое. Сейчас он все больше убеждался, что уже видел его где-то. Внезапно догадался, приказал:

— Сними шапку!

Воин обнажил голову — в черных волосах белела седая прядь. Тэмуджин поднялся и, кособочась от боли в потревоженной ране, подошел к нему, спросил:

— Узнаешь?

Джиргоадай качнул было отрицательно головой, но вдруг густо покраснел — узнал. Краска тут же отлила от лица, оно стало бледным. Но глаза смотрели без страха.

— Узнаю. — И голос прозвучал твердо. — Я не знал, что ты хан.

Его прямота и откровенность обезоружили Тэмуджина. Мстительное чувство колыхнулось и тут же улеглось. А вспомнив, как Джиргоадай показывал ему кулак, он даже улыбнулся.

— Ну, а если бы знал, что я хан?

— Не состоялась бы эта встреча.

— Почему?

— Один из нас был бы мертв.

«Не каждый найдет в себе мужество ответить так, — подумал Тэмуджин. Убивать его просто жалко. Но и оставить в живых нельзя: он пролил мою кровь, кровь хана, и нет более тяжкого преступления. Однако кто знает об этом? Только двое. А может, не знает этого и он?»

— Ты погубил моего коня. Смертельно ранил…

— Коня? — удивился войн. — Мне казалось…

Тэмуджин перебил его:

— Красивый был конь! Саврасый, с черным ремнем на хребтине и белыми задними ногами. Ты хорошо владеешь копьем?

— И копьем, и мечом, и луком. Я — воин.

— Коня, такого же, какой был у меня, добудешь в сражении и вернешь мне. И еще. Человека по имени Джиргоадай больше нет. Теперь ты Джэбэ[7]. Мое копье.

Глава 13

Узнав, что за ним гонится один Ван-хан, Джамуха решился на смелый шаг. Без нукеров и оружия он выехал ему навстречу. Была надежда, что Ван-хан не захочет пятнать свое имя его кровью. Он скакал к нему безбоязненно, и все же, оказавшись перед лицом кэрэитского войска, идущего крепко сбитым строем, один, безоружный и беззащитный, он стиснул зубы от страха, захотелось повернуть коня и быстрее ветра улететь к своим. Поднял руки. Его узнали и остановились, по рядам воинов, как огонь по сухой траве, полетело:

— Джамуха, Джамуха…

Передаваясь из уст в уста, весть мгновенно достигла ушей Ван-хана.

Вместе со своими нойонами он рысью подъехал к нему. Нойоны окружили со всех сторон, смотрели с любопытством, но без враждебности. Джамуха слез с коня, подошел к Ван-хану, взялся одной рукой за стремя, прислонился лбом к тощей ханской ноге.

— Я пришел, хан-отец… Не губите людей, не гоняйте по степи племена, жаждущие покоя, возьмите мою жизнь.

Ван-хан осторожно отодвинул ногу.

— Ты кого собрался воевать?

Сверху вниз он смотрел на Джамуху, хмурился, но в глазах была жалость.

— Я? Воевать? — воскликнул Джамуха. — Это вы обложили меня, будто кабана на облавной охоте. Вы пришли сюда. Вы гонитесь за моим народом. Вы заставляете меня сражаться. И с кем? С этими людьми, — Джамуха обвел рукой круг нойонов. — С ними я ходил в походы, пил из одной чаши, согревался у одного огня.

Он услышал одобрительный шумок нойонов. Теперь он знал, что добьется своего, заставит хана повернуть назад и уйти в свои кочевья. Повышая голос до крика, раздернул на груди халат.