Старуха за шторкой обмерла со страху. Ждет за занавескою и все богов молит, чтобы укрыли ее от страшного медведя. А медведь ступил на улицу, остановился и принюхался. Слышит – а из одной избы мясным духом веет.
– Вот кто мою ногу варит! – зарычал медведь и бросился в старухину избу.
Выбил плечом дверь, ворвался в горницу и увидел за шторкой старуху.
– Попалась, – кричит, – старая!
Перепрыгнул через открытый погреб, сцапал старуху да и съел.
Вспомнил Пакомир эту сказку, и стало у него на сердце тяжело, будто беду почуял. Осторожно подошел к двери Пакомир. Встал и спросил:
– Кто там скребется? Ответь!
– Это я, папенька, – ответил из-за двери тонкий мальчишеский голосок. – Я, твой сын Лочок!
Сердце Пакомира дрогнуло. Что-то тут было не так.
– Открой, папенька, – снова загнусавил из-за двери Лочок. – Мне на улице зябко и страшно. Впусти меня в дом, не оставляй под небом ночевать.
Потянулся Пакомир к засову, но вдруг остановился. Понял он, чего не хватало в голосе сына. Жизни!
Пакомир хотел убежать, но руки уже открывали засов, и как ни силился Пакомир их остановить, все было бесполезно. Руки сами отомкнули засов, а ноги сами отошли от двери, давая ей открыться. И дверь открылась.
На пороге стоял Лочок. Он улыбнулся обескровленными губами и сказал:
– Вот я и пришел.
А затем перешагнул через порог и вошел в дом. Плотник Пакомир отступил на шаг, окинул тощую фигурку мальчика испуганным взглядом.
– И правда Лочок, – пробормотал он. – Но… отчего ты такой бледный?
– А это, батюшка, оттого, что я умер.
– Умер?
Лочок кивнул:
– Да.
Пакомир сглотнул слюну.
– Отчего же ты умер, Лочок?
– От собаки, батюшка. Играл я с мальчишками в овраге, и напала на нас собака. Мальчишки убежали, а я не успел. Вот меня собака и загрызла.
Пакомир обомлел. Колени его ослабли, и он понял, что сейчас упадет.
– Какая ж это была собака? – спросил он мальчонку.
– Какая собака? – Лочок улыбнулся. – Да вот эта.
Створка распахнулась, и в дом, обдав лицо Пакомира ледяным холодом, ворвался ветер, а с ним – огромная черная тень. Пакомир успел увидеть два красных, пылающих злобой глаза, а потом что-то навалилось на него и сбило с ног. Последним, что он увидел, захлебываясь собственной кровью, было бледное лицо приемного сына. И лицо это улыбалось.
2
– Слушай, Лесана… – Хлопуша заслонил травнице путь к костру. – Хочу тебе кой-чего сказать.
Лесана остановилась и посмотрела на богатыря вопросительно-настороженным взглядом.
– Я хотел тебе сказать… Хотел сказать…
Он вдруг осекся, а потом порывисто схватил Лесану, прижал ее к себе и поцеловал в губы.
Лесана оттолкнула от себя Хлопушу, подхватила с земли палку и наотмашь ударила ею верзилу по лицу. Секунду или две Хлопуша стоял неподвижно, вытаращив на Лесану глаза, а потом рухнул на траву как подкошенный и затих.
Глеб и Рамон, увидев такие дела, встали с бревна и быстро подошли к Хлопуше.
– Нокаут, – сказал Глеб, глянув на запрокинутое лицо здоровяка. – Можно начинать отсчет.
Рамон присел рядом с богатырем и пощупал ему шею.
– Зачем ты это, Лесана? – с упреком сказал он. – Он ведь не хотел ничего дурного.
– Нечего было ко мне лезть, – холодно проговорила травница.
– Никогда бы не подумал, что у нашего Портоса такой хрупкий череп, – заметил Глеб.
– Ничего с ним не станется, – сказала Лесана, отшвырнув палку. – Придет в себя и снова полезет меня лапать.
Рамон убрал руку с шеи верзилы и посмотрел на Лесану осуждающим взглядом.
– Не надо было бить его палкой. Могла бы просто дать пощечину.
Лесане, похоже, и самой уже стало стыдно. Нахмурившись, она сунула руку в поясную сумку, достала какой-то сухой корешок и протянула Глебу.
– Нужно измельчить это и сунуть ему в рот.
– Что это? – спросил Глеб, подозрительно воззрившись на корешок.
– Яд, – ответила Лесана. – Сунь ему в рот – помрет быстро и безболезненно. И ему хорошо, и нам спокойней.
Глеб усмехнулся:
– Смешно. А если серьезно?
– Это корень медвежьего ижменя. Поставит на ноги за один миг. Правда, есть неприятные последствия.
– Какие?
Лесана прищурила глаза.
– Попробуй, и увидишь.
Глеб вынул из-за пояса кинжал, быстро измельчил корень. Затем опустился рядом с Хлопушей, сунул острие кинжала ему в рот и развел здоровяку челюсти.
– Полегче, – тревожно проронил Рамон. – Не сломай ему зубы.
Глеб всыпал измельченный корень Хлопуше в рот, выпрямился и взглянул на девушку.
– Ну?
– Сейчас он встанет, – сказала она. – Но лучше бы вам отойти подальше.
Глеб хмыкнул и отошел от Хлопуши на несколько шагов. Рамон, секунду помедлив, последовал его примеру.
– Что сейчас будет? – спросила он с тревогой в голосе.
– Увидишь, – ответила Лесана. – Но что бы ни вытворял твой друг, не подходите к нему.
– Почему?
– Просто не подходи.
– Но… – Рамон осекся.