Читаем Гомер полностью

Такова внутренняя связь понятия судьбы у Гомера с эпическим стилем его

творчества. Разумеется, здесь говорится только об общинно-родовой формации и только

об эпохе Гомера. Другие эпосы, т. е. эпосы других народов и других поэтов, требуют

особого исследования. Тут возможны разного рода совпадения и несовпадения.41)

13. Исторические напластования в воззрениях Гомера на судьбу. От общей

эстетической концепции судьбы у Гомера теперь обратимся к обзору гомеровских текстов.

У Гомера находим разные исторические ступени развития в представлении о судьбе.

Оказывается, что в одних случаях судьба действительно все определяет, а в других все

определяет творческая воля героя, могущая выступать даже против ее велений.

Постараемся проанализировать само понятие судьбы у Гомера и прежде всего

отношение между судьбой и богами. Судьба настолько могущественна, что она выше даже

богов. И если сейчас идет речь о самом понятии судьбы у Гомера, то, конечно, прежде

всего надо разобраться в вопросе об отношении у него судьбы к богам.

На эту тему возникали ожесточенные споры. Так, одному крупному исследователю

Гомера хотелось видеть в нем [333] предшественника христианства, и он выдвигал тексты,

в которых ставилась судьба выше богов, да еще судьба эта персонифицировалась.

Получался действительно какой-то монотеизм, в сравнении с которым знаменитый

гомеровский политеизм уже получал второстепенное значение. Текстов этого рода у

Гомера достаточно. Другие, наоборот, выдвигали на первый план значение олимпийских

богов и старались всячески подчинить судьбу этим богам, для чего тоже выискивались у

Гомера соответствующие тексты; и надо сказать, что этих текстов тоже немало. Были и

промежуточные оценки Гомера. Подойдем к этому вопросу только строго исторически или

точнее социально-исторически. Невозможно приносить одни тексты из Гомера в жертву

другим. Весь этот разнобой есть не что иное, как отражение самых разнообразных

ступеней исторического развития. У Гомера в основном ретроспективно-резюмирующий

взгляд на всю общинно-родовую формацию. Он смотрит на нее как бы извне; и для него

все ее периоды имеют одинаково интересное значение, потому что все эти периоды он

рассматривает со своей собственной и единственной точки зрения, с точки зрения

человека восходящей цивилизации. Поэтому не будет ничего удивительного и в том, если

преобладание судьбы над богами мы отнесем к древним, еще хтоническим, еще

доолимпийским временам, ко временам, может быть, еще и матриархата. Тексты, в

которых веление судьбы совпадает с волей богов, отражают собою гораздо более поздний

период, когда судьба уже не имела столь подавляющего значения. Наконец, тексты с

подчинением судьбы богам представляют собою результат новейшей для Гомера

цивилизации, когда возросшая власть человека над природой уже давала возможность

чувствовать себя свободнее перед непонятными и могущественными силами природы.

а) Судьба выше богов. Это понимание судьбы наиболее древнее, и у Гомера оно

представлено достаточно ярко. Но и в этом понимании тоже были свои собственные

периоды развития. И если бы мы захотели из этого древнего понимания взять наиболее

древний период, то мы столкнулись бы не только с безличной, непонятной и всемогущей

судьбой, но еще и с тою судьбой, которая действует мгновенно, неожиданно, внезапно и

которая, неизвестно откуда и неизвестно как, сразу создает непоправимую, катастрофу.

В сознании человека даже не успевает возникнуть какого-нибудь образа богини судьбы,

и никакого образа богини судьбы на этой стадии даже и вообще не мыслится.

Попадается несколько раз (Ил., V, 83, XVI, 334, XX, 477) стандартное выражение о гибели

на поле битвы: «глаза быстро смежила багровая смерть с многомощной судьбою». Другое

выражение (Ил., XVII, 478, 672, XXII, 436, 303) – «смерть и судьба его нынче настигли» (в

последнем из приведенных текстов отсутствует «смерть»). Подобное же [334] выражение

– «жребий смерти нежданно его здесь постигнет» (Од., II, 100, III, 238, XIX, 145, XXIV,

135). Умирающий Патрокл среди своих убийц, куда относятся также Аполлон, Евфорб и

Гектор, называет и судьбу (Ил., XVI, 849). Судьба может и «оковать» человека (IV, 517) и

«окутать» его (XII, 116).

Уже последние два текста переходят к более общему представлению о судьбе, не

только в смысле внезапной катастрофы. Другие тексты дают это обобщенное

представление о судьбе более определенно. Умирающий Патрокл, предрекая близкую

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии