Голый завтрак

– Я стоял отдельно от самого себя и пытался прекратить эти казни призрачными пальцами… Я – призрак, возжелавший тела – того, чего жаждет каждый призрак, Долгое Время блуждавший по ничем не пахнущим закоулкам пространства, где нет жизни, один лишь бесцветный незапах смерти… Невозможно дышать, ощущая этот запах сквозь розовые извилины хряща, отделанного кристаллическими соплями, дерьмом времени и черными кровяными фильтрами плоти.

Он стоял в удлиненной тени зала суда, с лицом, расцарапанным, как старая кинолента, от вожделения и голода личиночных органов, шевелящихся в экспериментальной эктоплазменной плоти джанковых ломок (десять дней изоляции во время Первого слушания дела), плоти, которая исчезает при первом неслышном прикосновении джанка.

Я видел, как это происходит. Десять фунтов он потерял за десять минут, пока стоял со шприцем в одной руке, а другой поддерживал штаны, отрекшаяся от него плоть сгорела в холодном желтом сиянии – там, в номере нью-йоркского отеля… ночной столик, заваленный коробками из-под конфет, окурки, вывалившиеся из трех пепельниц, мозаика бессонных ночей и неожиданная потребность в еде, возникающая на ломках у наркомана, который выкармливает ребенка – собственную плоть.

Бдительный осужден Федеральным судом по закону Линча и кончает в федеральной психушке, предназначенной специально для содержания призраков: конкретное, прозаическое воздействие предметов… умывальник… дверь… унитаз… решетка… вот они, здесь… и это все… больше ничего… все связи оборваны… безысходность… и та же безысходность в каждом лице…

Поначалу физические изменения происходили медленно, затем резко ускорились и стали походить на мощные зловещие удары, повреждавшие и без того слабую ткань, стиравшие человеческие черты… В кромешной темноте его палаты рот и глаза стали одним органом, который он выпучивает, норовя кусаться прозрачными зубами… но ни один орган не имеет ни постоянной функции, ни постоянного местонахождения… повсеместно пускают ростки половые органы… открываются, опорожняются и вновь закрываются прямые кишки… при ежесекундной адаптации меняются цвет и консистенция всего организма…

Из-за своих приступов, как он их называет, Деревенщина сделался всеобщей напастью. Им завладевал Лох Внутри, а такого неистовства никому не унять. Неподалеку от Филли он кидается проворачивать аферу с патрульной машиной, а легавые, взглянув на его лицо, вяжут всех нас.

Семьдесят два часа, и в одной камере с нами пятеро больных джанки. Тут уж, дабы не транжирить свои запасы на этих голодных кули, приходится маневрировать и выкладывать надзирателю золотишко – и вот мы уже в отдельной камере.

Предусмотрительные наркоты, известные как «белки», делают на случай ареста заначку. Принимая дозу, я каждый раз отправляю несколько капель в жилетный карман, подкладка становится жесткой от наркотической начинки. В башмаке у меня припрятана пластмассовая пипетка, а к ремню приколота английская булавка. Да вы и сами знаете, как надо пользоваться булавкой и пипеткой: «Она схватила ржавую английскую булавку, всю в запекшейся крови, и проделала в ноге большую дыру, казалось, раскрывшуюся, точно непристойный гноящийся рот, ожидающий отвратительного свидания с пипеткой, которую она целиком погрузила в зияющую рану. Однако ей так не терпелось удовлетворить свою мерзкую потребность (голод насекомых в засушливых местах), что пипетка сломалась глубоко в плоти ее развороченного бедра (напоминавшего плакат с изображением эрозии почвы). Но ей-то что? Она даже не потрудилась вынуть разбитое стекло и лишь разглядывает свою окровавленную ляжку холодными, пустыми глазами мясника. Что ей до атомной бомбы, постельных клопов, помощи раковым больным? Кредитная касса того и гляди отберет у нее неоплаченную плоть… Сладких грез тебе, Роза Пантопон».

На самом-то деле нужно, сжав и оттянув кожу ноги, резко проделать в ней дырочку булавкой. Затем, держа пипетку над дырочкой, а не внутри, вы заливаете внутрь раствор – медленно и осторожно, чтобы он не разбрызгивался по сторонам… Когда я схватил Деревенщину за бедро, плоть подалась, как воск, и застыла, а из отверстия медленно вытекла капля гноя. Никогда я не прикасался к такому холодному живому телу, как у Деревенщины там, в Филли…

Я решил сбросить его с хвоста, пусть даже пришлось бы устроить вечеринку с удушением. (Это английский деревенский обычай, предназначенный для того, чтобы избавляться от старых, прикованных к постели иждивенцев. Терпящее подобные муки семейство устраивает «вечеринку с удушением», во время которой гости заваливают престарелую обузу матрасами, влезают на вершину этой кучи матрасов и напиваются вдрабадан.) Деревенщина – обуза для отрасли, его следует увести на задворки мира. (Это африканский обычай. Официально известен как «Многоточие»: стариков и старух по традиции уводят в джунгли и там бросают.)