Леня выпил обе чашки кофе и решил дожидатся Вики в номере, чтоб разом узнать о её успехах в банке. Он нашел под телевизором рекламный проспект «КРИТ» – на русском языке и через полчаса оказалось, что быт острова несет на себе могучий отпечаток крито-микенской культуры, более известной под названием эгейского искусства и начало тому положено за две тысячи лет до нашей эры. То есть, прикинул Леня, когда здесь была Культура, по дремучим лесам Подмосковья бродили люди, укутанные в звериные шкуры, грелись у костров, а может быть, предков Лени и вообще там ещё не было.
Около полудня стало жарко, сидеть в номере показалось глупым, Леня оставил на столе записку и вышел в город.
Ориентируясь на сведения почерпнутые в рекламном буклете, Леня попытался найти следы означенной эгейской культуры и только лишний раз убедился в своем глубоком невежестве. Более существенным оказалось ощущение голода и Леня принялся искать, где бы перекусить, а вместо того увидел вывеску банка «SOLLO». Банк не производил впечатление процветающего, хотя и располагался на первом этаже здания со всеми признаками голой, современной архитектуры – бетон, сталь и тонированное стекло. Двери перед Лене распахнул фото-элемент, а невидимые калориферы значительно понижали температру наружного воздуха.
Тем не менее, в банке у стоек оказалось всего несколько человек, Виктории среди них видно не было и мелькула мысль, что она, по своему обыкновению, сделал все свои дела да и покинула Леню, как уже ненужный и даже мешающий в её жизни элемент.
Он вышел из банка, добрался до площади, которую определил в качестве центральной, поскольку на краю её стояла церковь, сложенная из грубых камней – видимо представительница той самой микенской культуры. Чуть в стороне виднелись яркие зонтики над столиками кафе, откуда доносился резкий чад пережаренной рыбы.
Вика сидела за крайним столиком. Солнце, пронзая зонтик, отложило на её лице сине-красные полосы. Но она и без этой раскраски выглядела мертвой. Леня даже подумал, что встретил другую девушку, чем-то на Вику похожую, но не её. Всегда со вскинутой головой, прямой спиной и развернутыми плечами она сидела сейчас сгорбленная, как старуха, и бессмысленно смотрела в стакан на столе. Рядом стояла высокая бутылка темного стекла и без наклейки.
Леня молча сел рядом, Вика подняла голову и посмотрела сквозь него помутневшими глазами.
– Неудачно? – помолчав, спросил Леня.
Она помедлила с ответом.
– Через полтора часа я уплываю. Отходит какой-то теплоход. Я взяла билет, а ты оставайся. Здесь полно русских девок и все скучают.
– Мне не нужны девки. – тем же безликим тоном ответил Леня. – А тебе, как я понимаю, торопиться тоже некуда.
– Да. – кивнула она и взялась за бутылку. – Некуда.
Она попыталась налить вино из бутылки в стакан, промахнулась и сделала несколько глотков прямо из горлышка, после чего резко засмеялась.
– Права была жирная старуха в Русском музее! Промотали, проели все семейные сокровща мои родственники за это время! А остатки добила тетка Ольга со своими вшивыми любовниками.
– Ты видела, что было в сейфе Лимоновой?
– Да. Эти бараны все мои документы обнюхали, вызвали парня с русским языком, перерыли все.... Мне только показали те две бумажки, которые оказались в ящичке. И сняли с них копии. Бумажки и для туалета не годятся, слишком жесткие.
– А что на этих бумажках? – острожно спросил Леня.
– Ерунда. Одна – завещание. Без подписи и печати нотариуса, без всего. Просто сообщает на всякий случай, что квартира её остается Станиславу Сопунову и гараж тоже. А мне, на добрую память, – фамильная люстра из гостиной.
– Я её видел. На цепях. Красивая.
– Дурак. – вяло сказала Вика. – Не понимаешь что ли, что больше у неё уже ничего не было. Ничего. Вот так, дорогуша. Накрылся твой автомобиль медным тазом.
– Переживу. А что на второй бумажке?
Вика открыла замок сумочки, покопалась было в ней, но потом оставила это занятие, бросив раздраженно.
– Абракадабра, не имеющая никакого значения. – она посмотрела ему в лицо и спросила с пьяным ехидством. – Что, Ленечка, и твое счастье не выгорело?
– Да нет, отчего же... На Крит выбрался, крито-микенское искусство увидел. Море было, ты была....
– И это все, что тебе, нищему босяку, надо?
– С меня достаточно. – спокойно кивнул Леня. – Останься хоть на пару дней. Потом улетим вместе.
Она ответила, едва разжимая губы.
– Мне тут на твое крито-микенское дерьмо смотреть тошно. Видела я все это сто раз! В Париже, Лондоне, Америке! Видела – ну, и что?! Когда все это не ТВОЕ, а лишь витрина товаров, которые не купишь, так лучше проходи мимо и не пускай завистливые слюни! Пойдем, я соберу свое щмотье, да отправлюсь.
Она встала, взяла его под руку и сказала чуть помягче.
– А ты, Ленька, поторчи здесь. Тебе все внове. Я в обратной дороге плохой получусь спутник. Пить буду всю дорогу и ругаться. Зачем тебе это?
– Да. А что потом, в Москве? – вяло спросил Леня.
– Ничего. Быть может, к мужу вернусь, или в проститутки кадровые пойду. Не знаю.