Голубые капитаны

Гости неистово хлопали, а у Батурина дергалось горло, и он нервным движением ладони растирал его. Веки сузились, выдавили на ресницы непрошеную капельку. Иришку, трехлетнюю, розовую, конопатенькую, он не мог забыть, хотя прошло уже больше двух лет с момента, когда только его вертолет, один, смог пробиться через ураганный мокрый вал непогоды к белому теплоходу и снять с него детей. Вертолет проседал от непомерного груза, а экипаж принимал на борт всех маленьких. Иришке тогда не хватило места в грузовой кабине, и Батурин посадил ее к себе за спинку кресла на блок радиостанции. Она уместилась в малом пространстве, съежившись от страха в комочек, обхватив его шею ручонками. Так он летел к берегу, не разжимая ее трясущихся рук. А когда высаживал на суше, расцеловал мокрое лицо девочки и подарил ей рыжего плюшевого зайчишку, ранее болтавшегося на лобовом стекле пилотской кабины как талисман. Во второй раз найти теплоход он не смог. К терпящим бедствие подошли военные суда. Но к сожалению, всех спасти не удалось. Иришка на всю жизнь осталась только с бабушкой.

— Спасибо! — выдавил из себя Батурин. — Спасибо, Володя!

— Пришли, Николай, еще сорок две весточки от благодарных людей. Со всех концов страны. Есть и из-за границы, от капитана Ларса Андерсена. Он прислал и подарок.

Донсков подошел к книжному шкафу, и потеснив книги, вытащил голубую картонную коробочку. Сорвал с торцов липкую ленту — коробочка распалась на части. На ладони Донскова осталась миниатюрная копия морской шхуны.

— «Лелла!»— воскликнул Богунец. — Я ж тоже волок ее к берегу. Только она была драная и без мачт. А смотрите, какая в самом деле красотуля!

— Браво! Браво! — радовался со всеми вместе Ожников. — Не очерствели, так сказать, сердца у людей. Помнят они доброе. Браво, Владимир Максимович!

Движением руки Батурин попросил тишины.

— Вот откликнулись… значит, живут. Растет Иришка… Спасибо, Владимир! Ты напомнил нам всем, что не зря коптим небо. Что мы нужные. И хочется долго, долго жить. Спасибо.

Все встали. Подняли бокалы. Ожников тянул руку, но с ним неохотно чокались. Наташа, видя просветленное улыбающееся лицо Батурина, сияла. А когда сели, был слышен только стук вилок, ножей да сопение Ожникова, разгрызающего куриное крылышко. Как и положено, все заявились в гости полуголодные.

Пришел Михаил Михайлович Горюнов. Общее оживление, приветствия и нетерпеливый вопрос Лехновой:

— Где Павел?

— А как Руссов? — вскочил Богунец.

— Все в порядке, Галя. Дома Паша. Отдыхает. А Федор еще полежит. Рано ему на ноги. Тебе, Антон, письмо от него, я в эскадрилье оставил. Так кто тут у нас сегодня родился?

— Блакитный капитан! — торжественно провозгласил Богунец, направляясь к двери.

— Ты куда, Антон?

— В эскадрилью. Одна нога вдесь, другая — там.

— Сядь. Письмо подождет.

— Выкладывай новости! — нетерпеливо потребовала Лехнова.

— Есть Указ о присвоении командиру звена Отдельной спасательной эскадрильи Батурину Эн Пэ звания заслуженного пилота СССР!

Очень уж большого эффекта сообщение не произвело, потому что Ожников пронюхал об Указе раньше, сообщил потихоньку всем, приготовился «огорошить» Батурина, но его опередил вот Горюнов. Внешне довольно спокойно принял- весть и именинник. И, смущаясь, сказал:

— Вряд ли заслужил.

— Точно, Николай Петрович, — поддакнул Богунец. — Ты достоин только телеграммок и кораблика деревянного. Но если как следует подумать, то они и трансформировались в Указ. Правильно я говорю?

— Ты же у нас молоток, Антоша! — хлопнул его по плечу Горюнов. — Только почему не в рифму?

— Могу! Один за уйму дел вдруг сел, другой — взлетел. Что лучше, выбирайте, детки: земля с высот иль небо в клетку? Как?

Заулыбались все. Горюнов повернулся к Лехновой и, пристально, глядя в ее глаза, произнес тост:

— За именинника и за тех, кого нет среди нас, но достойных нашей любви и памяти!

Под укоризненным взглядом Лехновой Горюнов выпил фужер до дна, озорно блеснул синеватыми льдистыми зрачка ми и нарочно поставил фужер в блюдце с кабачковой икрой:

— Танцы!

— Есть! — рванулся к радиоле Богунец. — Объявляю белое танго. Дамы приглашают мужчин!

Первой встала Наташа и, к огорчению Богунца, пригласила именинника. Лехнова подошла к Донскову:

— Можно?

— С удовольствием, Галина Терентьевна!

До половины танца они молчали. Потом Лехнова неуверенно попросила:

— Вы знаете адрес Воеводина?.. Сообщу — выхожу замуж.

— Да. Но письмо до него уже не дойдет.

— Почему?

— Он скоро возвращается.

— Но я больше не могу, я обязана сказать… он знать должен.

— Пишите письмо, я постараюсь дать ему скорость телеграммы.

— Можно, я вас поцелую?

— Буду рад, — смутился Донсков.

Долгоиграющая пластинка закончила свою песнь. Из кухни тянулся запах кофе. Наташа поспешила туда и вскоре принесла на подносе дымящиеся чашки. Отдыхать устроились, кому где показалось удобно. Ожников сидел на подоконнике, скучающе посматривал в окно. Лехнова с Горюновым на диване тихо разговаривали.

— Как-то там дома Паша? Мог бы и взять его с собой, Михаил. Покушал бы он тут, повеселился с нами, — шептала Лехнова.