Голубые капитаны

— Замполита. Явиться нам обеим, и в лучшем виде!

Лехнова нехотя поднялась. Ноги сунула в тапочки. Запахнула на груди халат. Шаркая подошвами, подошла к окну.

— Вы больны, Галиночка Терентьевна?

Как в пустоту, смотрела Лехнова в окно. Она видела дома расплывчатыми контурами. Машины и люди казались серыми пятнами. И все, почти невидимое, уползало куда-то, не имея ни малейшего отношения к ней. И она ни к чему не имела отношения. Всему этому безразлично, стоит она здесь или нет, живет она или нет. Если она откроет окно, выбросится из него, это вызовет только маленький переполох.

— Галина Терентьевна, да что с вами? Вы на себя не похожи!

— Ты приглашаешь меня на праздник людей пугать.

Наташа с удивлением оглядывала комнату. Совсем недавно она здесь, в уютном, красиво убранном уголке, «гоняла чаи». А сейчас полуоторванная штора висела на струне вялым, потерявшим ветер парусом. Над ней сплел сеть паук. Скатерть на столике в пятнах. На полу мусор.

— Ну-у, барыня, вас пора призвать к порядку!

— Отстань, Наташка. Уходи!

— Думаете, отвязаться от меня просто? Я любого мужика заставлю выполнить свое желание. А вас уж! — Наташа схватила Лехнову за руку и потащила в туалет. — Прежде всего умойтесь!

Лехнова вяло упиралась, опустив голову. Закрыла глаза растопыренными пальцами, заплакала, как обиженный ребенок, навзрыд, всхлипывая.

— Милая! Хорошая моя! Да не надо же! — Ресницы Наташи тоже стали мокреть. — Водичка чистая. Вот мыло. Гребешок сейчас разыщу. На подоконнике я его, кажется, видела.

Наташа, оставив Лехнову около умывальника, вышла из туалета в комнату. Движения ее стали резкими и быстрыми.

Распахнув дверки платяного шкафа, сняла с деревянных плечиков самое красивое платье. В боковом отделении нашла чистое белье. В нижнем ящике — модельные туфли. Приготовила пудру, духи, губную помаду. Когда Лехнова появилась в комнате, одежда ее была разложена на кровати, протертые бархоточкой туфли сияли на табуретке, парфюмерия — на столе перед зеркалом.

— Наташа, что я делать буду там с вами?

— Смеяться, плясать, песни петь!

— Не под силу мне сейчас.

— Тогда не надо. Посмотрите, как другие это делают. Михаил Михайлович где?

— За Павликом полетел. Павлика привезет.

— Радость-то какая! А вы — не пойду!

— Собираюсь, собираюсь, Наташа… А платье-то стало ве-лико-о-о! — И снова слезы закипели в глазах Лехновой. — Зря ты меня тащишь, по-моему, я никому не нужна… Давай скоренько комнату приберем.

* * *

Когда в квартиру шумно ввалились гости, Батурин растерялся. И первая мысль была: чем угощать? В обед они съели с Донсковым последнюю банку консервированной рыбы, и в холодильнике сиротливо лежали только несколько яиц, сваренных вкрутую.

Но в руках почти у каждого гостя болталась сумка или авоська, и вскоре женщины, распотрошив их, с хозяйственной деловитостью накрыли богатый стол. На нем лакированными боками краснели помидоры, тускло съежились малосольные огурчики, копченая оленина, куски жирных сигов, даже банка черной зернистой икры облагораживала стол.

— Сколько нас будет? — спросила Наташа, раскладывая ножи и вилки.

Донсков подсчитал:

— Сейчас шестеро. Двоих ожидаем.

— На всякий случай поставлю девять приборов, чтоб потом не суетиться.

Между аппетитно пахнущих закусок встали бутылки с лимонным напитком и крюшоном. Налив в стаканы крюшону, Донсков встал.

— Прежде чем произносить тосты за здоровье и семейное счастье именинника (при этих словах Батурин, сидевший во главе стола, досадливо поморщился), разрешите мне зачитать приветственные телеграммы в адрес пилота первого класса Батурина Николая Петровича.

Лехнова несколько раз хлопнула в ладоши.

— Первая из Краснодара: «Дорогой Николай Петрович зпт возведите свои прожитые годы в третью степень зпт но даже полученный результат в летах пусть не будет концом вашей жизни тчк благодарный вам вечно Малютин».

Батурин удивленно смотрел на Донскова. С человеком из Краснодара по фамилии Малютин он не был знаком.

— Вторая, — продолжал Донсков, — из Томска: «Здоровья и счастья вам незабываемый Николай Петрович тчк Мария Синявина».

И такой фамилии Батурин не помнил. Зато когда была зачитана третья телеграмма и Батурин, потемнев лицом, в волнении встал, гости тоже поднялись и дружно зааплодировали. Донсков читал эту телеграмму не торопясь, делая паузу после каждого слова:

«Дядечка Коля милый хороший поздравляю тебя с днем ангела твоего плюшевого зайку я берегу он висит у бабушки рядом с иконкой крепко целую тысячу раз Иришка Беленькая».