Голубой замок

В этот вечер ей достались и те и другие. Она встретила Конни Хейл и Кейт Бейли в новых розовых платьях из органди, с кокетливо приколотыми в распущенные волосы цветами. У Валенси никогда не было розового платья, и она не носила цветы в волосах. Затем она прошла мимо юной, незнакомой ей, пары. Они прогуливались по тропе, не замечая ничего, кроме друг друга. Рука молодого человека довольно неприлично обнимала талию девушки. Валенси никогда не гуляла с мужчиной, который бы обнимал ее. Валенси знала, что должна быть шокирована — они могли хотя бы дождаться сумерек, — но не ощутила возмущения. В следующей вспышке отчаяния она честно призналась себе, что просто-напросто завидует. Проходя мимо, она подумала, что оба смеялись над нею, жалея — «вот идет бедняжка Валенси Стирлинг, странная старая дева. Говорят, у нее никогда не было кавалера». Она почти бегом бросилась прочь с тропы. Никогда еще она не чувствовала себя настолько бесцветной, тощей и незначительной.

На повороте с переулка Свиданий был припаркован старый автомобиль. Валенси хорошо знала эту машину, даже по звуку, здесь все знали ее. Название «старый фордик» еще не вошло в оборот — в Дирвуде, по крайней мере, — но если бы оно было известно, эта бы стала старейшей из фордиков, хотя на самом деле являлась не «фордом», а «грей слоссоном»[6]. Трудно представить что-либо более разбитое и позорное.

Машина принадлежала Барни Снейту, а ее хозяин в испачканных грязью рабочих штанах на помочах как раз выбирался из-под нее. Валенси быстро, украдкой взглянула на него, спеша мимо. Это была ее вторая встреча с печально известным Барни Снейтом, хотя за те пять лет, что он прожил в «чащобе» на Маскоке, она слышала о нем более чем достаточно. В первый раз она увидела его около года назад на дороге на Маскоку. Он точно также выползал из-под своей машины и улыбнулся ей, когда она проходила мимо — легкой причудливой улыбкой, которая сделала его похожим на довольного гнома. Он не выглядел дурным, она не верила, что он плохой, несмотря на дикие байки, что плелись о нем. Конечно, именно он с ревом проезжал на своем ужасном старом Грей Слоссоне через Дирвуд в часы, когда все приличные люди уже лежат в постелях, и часто в компании Ревущего Абеля, который своим ревом превращал ночь в кошмар, — «оба мертвецки пьяные, моя дорогая». Все знали, что он был сбежавшим заключенным, банковским клерком-растратчиком, скрывающимся убийцей, атеистом, внебрачным сыном старого Ревущего Абеля, а также отцом его незаконного внука, фальшивомонетчиком, фальсификатором и прочее, прочее. Но Валенси все равно не верила, что он был дурным. Человек с такой улыбкой не мог быть плохим, что бы он ни сделал.

В ту же ночь принц Голубого замка претерпел значительные изменения, превратившись из субъекта с тяжелой челюстью и преждевременной сединой в шалопая с нестриженными рыжеватыми волосами, темно-карими глазами и ушами, торчащими достаточно, чтобы он выглядел живым, но недостаточно, чтобы назвать их бом-кливерами[7]. Но все же его челюсть сохранила некоторую тяжесть.

Барни Снейт выглядел еще более неподобающе, чем обычно. Он явно не брился несколько дней, а его руки, голые до плеч, были черны от смазки. Но он весело насвистывал и казался таким счастливым, что Валенси позавидовала ему. Она позавидовала его беззаботности, его безответственности, его таинственной маленькой хижине на озере Миставис и даже его шумному старому Грей Слоссону. Ни он, ни его машина не были обязаны выглядеть респектабельно и чтить традиции. Когда, спустя несколько минут, он, удобно откинувшись на сиденье, прогромыхал мимо и лихо развернул свой «фордик», она снова позавидовала ему. Его не обремененные шапкой длинные волосы трепал ветер, а во рту злодейски торчала старая черная трубка. Мужчины получают все самое лучшее, без всяких сомнений. Этот разбойник был счастлив, кем бы он был или не был. Она же, Валенси Стирлинг, респектабельная, до крайности порядочная, была несчастна и сейчас и прежде. Каждый на своем месте. Валенси поспела к ужину как раз вовремя. Небо заволокло тучами, и снова принялся моросить унылый мелкий дождь. Кузина Стиклз страдала от невралгии. Валенси пришлось заниматься штопкой на всю семью и для чтения «Магии крыльев» не осталось времени.

— Штопка не может подождать до завтра? — попросила она.

— Завтра принесет другие обязанности, — непреклонно отрезала миссис Фредерик.

Валенси штопала весь вечер и слушала, как миссис Фредерик и кузина Стиклз обсуждают вечные семейные сплетни, монотонно стуча спицами, — они вязали бесконечные черные чулки и взвешивали все за и против приближающейся свадьбы двоюродной кузины Лилиан. В целом выбор был одобрен. Двоюродная кузина Лилиан позаботилась о себе.

— Хотя она и не спешила, — сказала кузина Стиклз. — Ей, должно быть, двадцать пять.

— В нашем кругу, к счастью, осталось не так много старых дев, — сказала миссис Фредерик.

Валенси вздрогнула. И вогнала иголку в палец.

Троюродного кузена Аарона Грея поцарапала кошка, и он заполучил заражение крови в пальце.