Голубой океан

И чего она вдруг разрыдалась? Ей так захотелось побыть маленькой девочкой, у которой есть мама и папа, любящие друг друга… Когда родители ругались, Даша так переживала раньше. Стояла за дверью, прислушиваясь к их ругани, и тихо плакала, страшно боясь, что её услышат… А услышали бы её поскуливающий голос, так, быть может, и прекратили бы ругаться. Нет, она тихо стояла за дверью или за шкафом, вдыхая лаковый запах и вся сжимаясь в комок от мысли, что её родители разъедутся, стояла, затаившись и стремительно уменьшаясь в размерах, как медуза, выброшенная на берег штормовой водой…

Кричала обычно мама. Кричала громко, обзываясь всякими обидными словами. Сначала это были просто упрёки, а затем всё по нарастающей, всё громче и обиднее… Самое ужасное, что она говорила отцу то, что про него никто никогда не мог вообще даже подумать… Даша понимала, что мама такое и не думает, она просто завелась и не может остановиться, как паровозик на игрушечной железной дороге. Пока не проедет весь путь, положенный ему туго закрученной пружиной от поворота серебристого ключика, пока пружина не ослабнет, паровозик не сбавит скорость и не остановится. А потом всё – весь пар вышел. А отец вообще молчал, не реагировал никак. Ложился на кровать с тетрадкой и готовился к занятиям… или делал вид, что готовился.

Родители уже вслух обсуждали возможность развода, когда Даша заболела после гриппа… У неё очень долго держалась температура около 37^о С, месяца три, наверное, а потом у неё оказался миокардит – и её положили в больницу. Когда врач, толстый добродушный доктор Айболит, сказал, что её кладут в больницу, Даше всё казалось, что она спит, проснётся – и здорова, бегает по двору «в догонялки» и прыгает через скакалку. Вот таким же сном казался Даше и родительский развод. Ущипни меня! Пусть больно, но я проснусь! Было больно, но сон не кончился почему-то… Папа собрал большой кожаный кофр и уехал… Хотя он потом ещё за книжками всякими своими приезжал ещё пару раз… Когда папа уехал от них, мама стала совсем невыносима. Даша всей своей шкурой чувствовала летящие от неё искры, дом был как наэлектризованный; и Даша старалась стать маленькой и прозрачной. То, что раньше доставалось папе, теперь сполна получала она… Папа был громоотводом… Теперь молнии летели прямиком в Дашу, и Даша научилась тихо исчезать за входной дверью и бродить в тишине улицы… Иногда она думает, что отчасти эти молнии погнали её в столицу… Здесь в общаге она чувствовала себя более свободной, чем дома. Но почему-то до сих пор стоит в ушах этот мамин крик, приглушённый выстрелившей дверью: «Гадина!»

69

Одиссей куда-то пропал. Почему наша жизнь так устроена, что только начинаешь привыкать к человеку, готова его уже полюбить, а он исчезает, будто тень, когда заходит солнце? Нет, тень не исчезает совсем. Она просто тихонечко уходит и ложится около сердца. И на сердце не то, чтобы нелегко, а просто как-то беспросветно становится.