Голубой океан

Зато как она оторвалась! Питер это что-то! Вот уж тут она по всем друзьям походила, и во всех кафе побывала, и по городу погуляла с его дворцами и оживающими после зимы парками. Особенно ей понравилась экскурсия по ночному городу, когда один мост разводили за другим. У них экскурсовод попался прямо поэт какой-то. Так вот он говорит: «Посмотрите на мосты: они, как люди, расходятся… Только что было целое, а вот уже расстояние между ними всё больше и больше, и ничего-то нельзя с этим поделать. Никак не остановишь. И до розовой полоски, что расплывается ягодным пятном на восходе, ещё очень-очень далеко – тогда половинки моста сойдутся снова, чтобы быть полноценным звеном нашей суетной жизни. Но ненадолго. Ночью – им снова разойтись, чтобы пропустить большие теплоходы, похожие на наши сны, освещённые яркими огоньками на бортах, будто в рождественскую ночь город… Эти корабли идут вереницей, словно запруженный поток вдруг вырвался… Преграды мы не видим, пока мы вместе... А потом большие корабли уходят – и снова чёрная водная гладь, в которой равнодушно отражаются две половинки разведённого моста, усыпанные в ночи сиянием огней, и сиротство… »

А Севу в его отпуск она всё равно раскрутит на поездку куда-нибудь на заграничный курорт… Без девиц. Только бы старшая сестра согласилась приехать и с мамой побыть. Хорошо, что Одиссей с Дашкой укатил, а то он человек увлекающийся… Окрутит его какая-нибудь длинноногая нимфа, из тех, что благородных кровей и похожа на леди…

45

Сестрёнка закончила школу. Дору на родительском собрании заставили расписаться, что школа больше не несёт ответственности за воспитание выпускников, хотя ЕГЭ были ещё впереди.

Через два часа после того, как Дора взяла на себя ответственность за судьбу сестры, та ушла из дому, сказав, что ночевать не придёт.

– Я молодая, я хочу жить, а не умирать вместе с Вами, в этой квартире, пропахшей мочой и кислой капустой из щей, которые пролились у тебя на плиту! Не надо меня хоронить вместе с собой! Вспомни себя, как ты спустя год после окончания школы умотала на частную квартиру, чтобы спокойно шляться по ресторанам! Я тоже хочу! А теперь зудишь! Ты мне дышать не даёшь! Вцепилась! Перетащила меня сюда в сиделки из Красноярска! Я и там прекрасно жила! Где твой разлюбимый? Смотался в очередную командировку, не захотев даже поглядеть на тебя, после нашего Питера. Что-то он к очагу своему не торопится? Опять у Дашки в общаге околачивается. Потому что наш дом – давно не очаг! А ты делаешь вид, что ничего не видишь! Даже если ты и слепая, но не глухая же! Не смей покушаться на мою жизнь! Это моя жизнь, а не твоя! Я помогаю тебе во всём, я у тебя как собачонка, которую можно погладить, а можно пнуть! Я задыхаюсь в этом чужом доме, особенно, когда приезжает Дашка! Я – как будто воровка и приживалка!

Ты подслушиваешь мои телефонные разговоры и просматриваешь мои письма! Какое тебе дело до моих друзей? Заруби себе на носу, что это мои друзья, а не твои! И жизнь моя, а не твоя! Мало тебе, что Одиссея к себе цепью за ногу приковала, так ещё и меня хочешь! Я любить хочу и жить!

…Дверь хлопнула, будто выстрел какой из ружья, заряженного холостыми патронами, чтобы попугать… А вдруг не холостыми, а вдруг это серьёзнее? Просто пуля пока пролетела мимо… На пол с привычным грохотом посыпались из косяка куски штукатурки, будто от бомбёжки какой… А любимый, действительно, домой не торопится… А за окном осенний дождь и холод, хотя почему-то всё цветёт, как в том мае, когда они встретились, и стоит тот же одуряющий запах, будоражащий душу предчувствием перемен. Но почему ей этот запах напоминает сад на кладбище, когда они ездили в мае устраивать могилы бабушки с дедушкой, красить облупившиеся за зиму кресты и ажурную вязь оградок?

46