Голубой лабиринт

— Я бы справился о твоем здоровье, но нынешние обстоятельства устраняют необходимость в данной капле лицемерия.

Пендергаст не в силах был ничего сказать, он мог лишь смотреть на этот материализованный призрак.

— Ты знаешь, — продолжал Диоген, — я нахожу ироничным — справедливо ироничным — твое нынешнее затруднительное положение. Даже ошеломляюще ироничным. После всего, что мы пережили, после того, как ты сумел обойти мои схемы, тебя все же погубит человек из линии Пендергастов. Твой собственный потомок. Твой сын. Думал ли ты о чем-то подобном, брат? Я бы познакомился с ним: у нас с Альбаном нашлось бы много общего. Я бы мог научить его многим вещам.

Пендергаст не отвечал. Не было смысла реагировать на этот лихорадочный бред.

Диоген сделал еще глоток лимонада.

— Но что делает иронию такой упоительно полной, так это то, что Альбан стал лишь вершителем твоей погибели. Твой настоящий убийца — наш собственный прапрапрадед Иезекииль. Поговорим о грехах отцов! Хотя, если разобраться, это ведь не эликсир Иезекииля убивает тебя — ты мучаешься из-за эликсира его косвенной жертвы. Этот Барбо молодец, теперь он получил возможность отомстить сполна, — Диоген помолчал. — Но все же Иезекииль, Альбан и я… прекраснейший семейный круг, ты не находишь?

Пендергаст сохранял молчание. Диоген же, до сих пор сидя к брату в пол-оборота, продолжал смотреть на необузданно бурлящую лаву у своих ног.

— Я думал, что ты будешь приветствовать этот шанс на искупление.

Пендергаст вынужден был, наконец, заговорить.

— Искупление? За что?

— И снова это твое ханжество! Это закоснелое чувство морали и ошибочное стремление поступать правильно в этом мире. Знаешь, что для меня так и осталось непостижимой тайной? То, как тебя не мучает осознание того, что мы жили в достатке всю жизнь благодаря состоянию, нажитому Иезекиилем.

— Ты говоришь о том, что случилось сто двадцать пять лет назад.

— Неужели течение лет принесло что-нибудь, что уменьшило страдания его жертв? Сколько времени потребуется, чтобы отмыть кровь со всех этих денег?

— Это ложный тонкий, хитрый ход. Иезекииль нажился бессовестно, но мы стали невинными наследниками этого богатства. Деньги взаимозаменяемы. Мы не виноваты.

Диоген усмехнулся — едва слышно за ревом вулкана — а затем покачал головой.

— Как иронично, что я, Диоген, стал твоей совестью.

Обессилившее от мучений сознание Пендергаста само стало пробиваться сквозь галлюцинации. Он покачнулся на гребне лавы, но смог устоять.

— Я... — начал он, — я... не... не несу за это ответственность. И я не буду спорить с галлюцинацией.

— Галлюцинацией? — и вот, наконец, Диоген повернулся к своему брату. Правая сторона его лица — та, которой он был обращен к Пендергасту — выглядела, как обычно, цельной, хорошо сложенной, какой она всегда и была. Но левая сторона сильно обгорела, рубцы стягивали и покрывали кожу уродливым узором от подбородка до корней волос. Кожа левой половины лица была похожа на древесную кору, скуловая кость и глазница без глаза были обнажены и белели. — Просто продолжай убеждать себе в этом, frater, — прокричал он сквозь рев вулкана.

И так же медленно, как он повернулся к Пендергасту, Диоген снова отвернулся от него, скрывая ужасное зрелище. Его взор вновь обратился на Сциара-дель-Фуоко. И как только он это сделал, сцена кошмара начала колебаться, растворяться, и исчезать, возвращая Пендергаста в его собственную спальню, освещенную приглушенным светом, а свежие волны боли нахлынули на него с новой силой.

57

Глубоко под спальней Пендергаста Констанс, тяжело дыша, стояла в одной из последних подвальных комнат. Черная нейлоновая сумка была перекинута через плечо, а узоры паутины свисали с ее платья.

Она добралась до конца кабинета доктора Ленга. Было уже полтретьего дня. Констанс потратила несколько часов, пытаясь собрать необходимые компоненты для противоядия. Опустив нейлоновую сумку, она еще раз сверилась со списком, хотя прекрасно знала, что именно до сих пор так и не нашла. Хлороформ и масло полыни.

Констанс отыскала большую бутыль хлороформа, но она оказалась плохо запечатанной, и за все эти годы химикат испарился. К собственному удивлению, никаких следов масла полыни она также не обнаружила. Хлороформ был доступен хотя бы по рецепту, пусть будет и совсем непросто уговорить доктора Стоуна выписать его. Но масло полыни — в той концентрации, которая требовалась для создания противоядия из позапрошлого столетия — могло стать большой проблемой, так как в нужной пропорции оно более не использовалось в травяных препаратах из-за своей токсичности. Констанс понимала, что если ей так и не удастся найти нужный ингредиент здесь, внизу, то ей крупно не повезет. Но она верила, что масло просто обязано находиться в одной из коллекций Ленга. Его просто не могло не быть, ведь в патентованных лекарствах того времени оно значилось обычным ингредиентом.

И все же пока поиски не увенчались успехом.