Голубой карбункул

— Нет, нет! Преступления не было, — сказал Шерлок Холмс, смеясь. — Это всего лишь один из тех незначительных, забавных случаев, которые неизбежны, когда вы имеете дело с четырьмя миллионами человеческих существ, скучившихся на пространстве в несколько квадратных миль. В этой вечно оживленной толпе всегда возможно любое сплетение обстоятельств; нас на каждом шагу ждет какая-нибудь загадка — запутанная и странная, но ничего общего с преступлением не имеющая. Нам с вами уже приходилось наталкиваться на такие загадки.

— Это верно, — заметил я. — Из шести последних дел, занесенных в мои записки, три не имели ничего общего с тем, что закон называет преступлением.

— Вот именно! Я уверен, что и этот ничтожный случай относится к той же невинной категории. Вы знаете посыльного Петерсона?

— Да.

— Этот трофей принадлежит ему.

— Это его шляпа?

— Нет, нет. Он нашел ее. Владелец ее неизвестен. Я прошу вас относиться к ней не как к старому колпаку, но как к серьезной проблеме. Но сперва — как она сюда попала? Она появилась рождественским утром вместе с отличным, жирным гусем, который в настоящий момент, несомненно, жарится на петерсоновой кухне. Факты таковы. Около четырех часов ночи, в канун рождества, Петерсон — очень порядочный, как вам известно, парень — возвращался домой с какой-то скромной пирушки по улице Тоттенхэм-Корт. При свете газовых фонарей он увидел перед собой высокого человека, который шел, чуть пошатываясь и неся на плече белого гуся. На углу улицы Гудж к этому человеку пристало несколько уличных хулиганов. Завязалась потасовка, и один из хулиганов сбил с незнакомца шляпу; защищаясь, тот замахнулся палкой и нечаянно разбил витрину лавки. Петерсон ринулся на помощь, но незнакомец, испуганный тем, что разбил стекло, и увидев бегущего к нему человека в форме, уронил гуся, бросился наутек и исчез в лабиринте узких уличек, примыкающих к Тоттенхэм-Корт. Хулиганы тоже разбежались при виде Петерсона, так что за ним осталось поле битвы, а также трофеи: продавленный котелок и великолепный рождественский гусь.

— Которого он, конечно, вернул владельцу?

— Дорогой мой друг, в этом-то и загвоздка! Правда, на кусочке картона, привязанном к левой лапе птицы, было написано «Миссис Генри Бэкер»; те же инициалы «Г. Б.» оказались на подкладке котелка. Но в нашем городе есть несколько тысяч Бэкеров и несколько сот Генри Бэкеров, поэтому не так-то легко вернуть утерянную одним из них собственность.

— Что же, в таком случае, сделал Петерсон?

— Зная, что я интересуюсь даже самыми ничтожными проблемами, он наутро принес и котелок и гуся мне. Гуся мы держали до сегодняшнего утра, пока не пришли к выводу, что, несмотря на легкий мороз, было бы желательно по некоторым признакам съесть его как можно скорее. Поэтому Петерсон унес его с собой, чтобы гусь выполнил последнее свое назначение, а я продолжаю хранить котелок, принадлежащий джентльмену, который лишился рождественского обеда.

— Он не помещал объявления в газете?

— Нет.

— Какие же у вас данные, чтобы установить его личность?

— Только те, что мы можем вывести из наблюдений.

— Над его шляпой?

— Вот именно!

— Вы шутите! Что вам может дать эта старая продавленная шляпа?

— Вот вам лупа. Мой метод вам известен. Что вы можете сказать о личности человека, носившего эту вещь?

Я взял в руки потрепанный головной убор и перевернул его не без некоторой жалости. Это был самый обыкновенный круглый черный котелок, жесткий и сильно поношенный. Красная шелковая подкладка сильно вылиняла, Как уже заметил Холмс, на ней были нацарапаны инициалы «Г. Б.». На полях я заметил дырочку для резинки, которая должна придерживать шляпу, но сама резинка отсутствовала. Котелок был продавлен в нескольких местах, очень измят и весь в пятнах, хотя владелец его, по всей видимости, пытался скрыть эти пятна, замазывая их чернилами.

— Я ничего не вижу, — сказал я, возвращая шляпу моему другу.

— Напротив, Ватсон, вы видите все. Но вы не хотите выводить заключения из того, что вы видите. Вы чересчур робки, вы боитесь делать выводы.

— Скажите, пожалуйста, какие выводы можно сделать из осмотра этой шляпы?

Он поднял шляпу и взглянул на нее со свойственной ему проницательностью.

— Конечно, она могла бы иметь и более явственные признаки, — заметил он, — и все же у нее есть некоторые совершенно очевидные особенности. Что владелец ее вполне интеллигентный человек, совершенно ясно, как и то, что года три назад его дела шли отлично, хотя в настоящее время ему приходится туго. Теперь он менее предусмотрителен, чем прежде, что указывает на некоторое нравственное падение и вместе с упадком благосостояния говорит о том, что он предался какому-то пороку, вероятнее всего — пьянству. Далее, можно считать несомненным, что его разлюбила жена.

— Но, дорогой мой Холмс…