Голубой горизонт

Все последующие дни и недели с утра до вечера Дориан заседал со своими советниками и министрами. Ему докладывали обо всех делах королевства – от настроения населения и пустынных племен до содержимого сокровищницы, от состояния флота до силы армии. Рассказывали о буквальном прекращении торговли и объясняли возникавшие политические и дипломатические дилеммы.

Дориан быстро понял, что положение отчаянное. Остатки флота, который делал Оман великой мореходной державой, ушли с Заяном аль-Дином на Берег Лихорадок. Многие племена были разочарованы медлительностью совета, и большая часть их отрядов исчезла, как туман, в пустынных крепостях. Сокровищница почти пуста, ибо Заян опустошил ее перед бегством.

Дориан выслушивал и отдавал приказы, краткие и прямые. Все казалось таким естественным и знакомым, будто он и не переставал командовать. Его слава политического и военного гения, приумноженная стократ, разнеслась по всем улицам и соукам большого города. Внешность у него была красивая и благородная. Он обладал прирожденной способностью властвовать. Его манеры и уверенность в себе подкупали. Все, что оставалось в казне, он запретил расходовать и издал своей властью указы об отсрочке платежей. Он взял в свои руки склады продовольствия, урезал нормы выдачи и стал готовить город к осаде.

Он разослал посыльных на быстрых верблюдах к шейхам всех пустынных племен и сам выезжал в пустыню, чтобы встретиться с ними и принять их клятву верности. И отправить назад в пустыню с приказом собирать армии.

Вдохновленные его примером, военачальники его армии с новыми силами принялись планировать оборону города. Бестолковых и бездарных он заменял теми, кого знал и кому мог доверять.

Когда он обходил укрепления, приказывая восстановить и усилить их, население радостно окружало его. Люди поднимали детей, чтобы те увидели легендарного аль-Салила, и старались притронуться к краю его одежды.

Трижды Дориан посылал сообщения на «Арктур». Он объяснял, что стал калифом совсем недавно, что не смог еще ознакомиться с государственными делами. Неизбежную встречу он оттягивал как можно дольше. И каждый день промедления укреплял его позицию.

Наконец с «Арктура» к дворцовому причалу подошла шлюпка с письмом от английского генерального консула. Оно было написано прекрасной арабской вязью, и Мансур подумал, что узнает руку женщины и знает, кто писал это письмо. Адресовано оно было не калифу, а президенту временного совета мятежников Омана и в нем сознательно не упоминалось ни о самом Дориане, ни его титул калифа аль-Салила ибн-Малика, хотя благодаря своим шпионам консул несомненно знал, что происходит во дворце.

Письмо было написано резко, без всяких потуг на дипломатичность. Генеральный консул его величества короля Англии на Востоке выражал сожаление, что совет до сих пор не смог его принять. Более срочные дела заставляют консула в скором будущем отплыть из Маската на Занзибар, и неизвестно, когда он сможет вернуться в Маскат.

Замаскированная угроза, содержавшаяся в письме, не встревожила Дориана, но его ошеломила подпись под ним. Он молча протянул письмо Мансуру и показал на имя и подпись на английском языке.

– У него та же фамилия, что у нас, – удивился Мансур. – Сэр Гай Кортни.

– Да, та же фамилия, – лицо Дориана оставалось бледным от неожиданности, – и та же кровь. Как только я его увидел, он показался мне знакомым. Это брат-близнец твоего дяди Тома и мой сводный брат. У тебя появился еще один дядя.

– Но я до сего дня ни разу не слышал его имени, – возразил Мансур, – и совсем ничего не понимаю.

– Ты никогда не слышал имени Гая Кортни по очень основательным причинам. Темные дела. Давняя история.

– Но сейчас я могу знать? – спросил Мансур.

Дориан помолчал, потом вздохнул.

– Это печальная история, история предательства и обмана, ревности и ненависти.

– Расскажи, отец, – негромко настаивал Мансур.

Дориан кивнул.

– Да, придется рассказать, хотя эти мрачные воспоминания не доставляют мне никакой радости.

Он в поисках утешения потянулся к кальяну и молчал, пока в чашечке не разгорелся огонь и голубой дым не забулькал в ароматной воде стеклянного резервуара.

– Больше тридцати лет назад Том, Гай и я, трое братьев, отплыли из Плимута к мысу Доброй Надежды. Мы шли с твоим дедом Хэлом на старом «Серафиме». Я был еще ребенком десяти лет, а Том и Гай – почти взрослыми. На борту была еще одна семья. Мы везли ее в Бомбей, где мистер Битти должен был занять высокую должность в «Джон компани». С ним плыли его дочери. Старшая – Каролина – очень красивая девушка шестнадцати лет.

– Ты, конечно, говоришь не о кадушке, которую мы видели на борту «Арктура» в гавани?! – воскликнул Мансур.

– Похоже, что о ней, – кивнул Дориан. – Уверяю тебя, когда-то она была очень хороша. Время все меняет.

– Прости, отец. Мне не следовало перебивать. Ты собирался рассказать об остальных дочерях.

– Младшую звали Сара, и она была очень мила и дружелюбна.

– Сара?

Мансур искоса взглянул на него.