Голубой горизонт

Вернувшись в конюшни Хай-Уилда, Джим обтер Друмфайра, не доверив эту работу никому из конюхов, а потом оставил его у яслей с дробленым зерном, которое полил черной патокой. Друмфайр был сладкоежкой.

По полям и фруктовым садам за конюшнями бродило множество освобожденных рабов, собиравших свежие овощи для «Чайки». Большинство корзин объемом в бушель уже наполняли картофель и яблоки, тыквы и турнепс. Отец Джима и Мансур приглядывали за работой. Джим оставил их заниматься делом, а сам ушел к скотобойне. В темном прохладном помещении с толстыми стенами без окон уже висели на спускавшихся с потолка крюках десятки только что освежеванных бараньих туш. Джим вынул из ножен на поясе нож и несколькими привычными движениями провел им по точильному камню, прежде чем присоединился к своему дяде Дориану. Чтобы подготовить все необходимое для продажи на корабль, всем в имении пришлось включиться в работу. Освобожденные рабы тащили из загонов персидских овец с жирными хвостами, укладывали их на пол и задирали животным головы, подставляя их глотки под взмах ножа. Другие опытные руки подвешивали убитых овец на крюки и снимали с них шкуры.

Еще несколько недель назад Карл Отто, мясник имения, наполнил свою коптильню окороками и колбасами, просто на всякий случай. На кухне все женщины, от самых старых до самых юных, помогали Саре и Ясмини набивать бутыли фруктами, солить и мариновать овощи.

Несмотря на все их усилия, день уже подходил к концу, когда вереница полных телег, запряженных мулами, двинулась к берегу. Переправка провизии с телег на ожидавшие грузовые лодки заняла почти всю ночь, и уже близился рассвет, когда все закончилось.

Вопреки предчувствиям Джима, ветер пока что не набрал силу, море и прибой оставались обычными, когда упряжки мулов тянули тяжело нагруженные лодки к воде. Первые проблески рассвета появились на восточном небосклоне, когда небольшой караван уже отправлялся обратно. Джим стоял у руля первой лодки, Мансур на веслах.

— Что у тебя в той сумке, Джим? — спросил Мансур между взмахами весел.

— Не задавай вопросов — не услышишь лжи.

Джим посмотрел на просмоленную холщовую сумку, что лежала у него под ногами. Он говорил тихо, чтобы не услышал отец. К счастью, Том Кортни, стоявший на носу, так много стрелял из мушкета за свою долгую охотничью жизнь, что его слух сильно пострадал.

— Это что, подарок милой? — Мансур хитро усмехнулся в темноте, но Джим не обратил на него внимания.

Однако стрела почти попала в цель. Джим тщательно уложил в эту сумку ломти вяленой оленины, билтонга, а также десять фунтов твердых морских сухарей, завернутых в кусок ткани, а еще складной нож, и трехгранный напильник, который он стащил в мастерских поместья, и черепаховый гребень, принадлежавший его матери, и короткое письмо на голландском языке.

Лодка подошла к «Чайке», и Том Кортни громовым голосом закричал:

— Лодки с провизией! Можно причалить?

С палубы ответили, и лодки подошли вплотную к кораблю.

Подогнув под себя длинные ноги, Луиза Ливен сидела на твердой палубе в шумной полутьме, освещенной лишь едва заметным светом дежурных фонарей. На ее плечах лежало тонкое хлопковое одеяло самого дурного качества. Орудийные бойницы были закрыты и заперты на засовы с болтами. Стражи не желали рисковать: поскольку берег находился совсем рядом, иные из женщин могли рискнуть и броситься в холодную зеленую воду, не остановившись перед возможностью утонуть или оказаться сожранными чудовищными акулами, которых весьма привлекали сюда тюлени на острове Роббен. В этот день, когда женщин вывели на палубу, кок выбросил за борт целое ведро потрохов красного зубана. И главный надсмотрщик показал пленницам треугольные плавники акул, тут же поспешивших к окровавленному лакомству.

— Даже не думайте о побеге, грязные девки! — предостерег он женщин.

В самом начале долгого пути Луиза заявила свои права на это место под одной из огромных бронзовых пушек. Луиза была сильнее большинства измученных осужденных и при необходимости умела защитить себя. Жизнь на борту уподоблялась жизни в стае диких зверей: женщины вокруг нее были точно так же опасны и безжалостны, как волки, но умнее и хитрее этих зверей. Луиза сразу поняла, что ей необходимо раздобыть оружие, и она сумела отломить кусок бронзовой полоски, украшавшей лафет пушки. Она провела множество ночных часов, затачивая эту полоску о ствол пушки, пока та не превратилась в обоюдоострый кинжал. Оторвав лоскут от подола юбки, Луиза обмотала его вокруг полоски, превратив в рукоять. И день и ночь она носила с собой этот кинжал — в мешочке, привязанном к талии под юбкой. Но пока что ей пришлось воспользоваться им только однажды.