Голубое шампанское

– Я буду «Фонарик дьявола», – сказала она ему. – И принесите ей еще то, что она заказывала.

– Банановый «дайкири», – сказала Бах, с удивлением обнаружив, что уже почти допила свой напиток, и с легким любопытством желая узнать, что такое «Фонарик дьявола».

Гэллоуэй потянулась, разглядывая воздушные шары и дельтапланы.

– Как здорово вернуться на Луну, – сказала она и показала на свое тело. – И как здорово выбраться из одежды. Я всегда здесь ощущала себя такой свободной. Но вот что забавно – я просто никак не могу привыкнуть ходить босиком. – Она подняла ногу и продемонстрировала шлепанец. – Без них я чувствую себя слишком уязвимой. Словно мне на ноги вот-вот кто-нибудь наступит.

– Но ты можешь ходить без одежды и на Земле, – заметила Бах.

– Конечно, в некоторых местах. Но кроме пляжей там нет мест, где такое модно, разве не понимаешь?

Бах не понимала, но решила не делать из мухи слона. Она знала, что публичная нагота возникла на Луне из-за того, что там никогда не бывает ни жарко, ни холодно, и что Земля никогда не примет ее настолько полно, как это сделали обитатели Луны.

Принесли напитки. Бах глотнула свой и уставилась на бокал Гэллоуэй, из которого каждые десять секунд поднималось колечко светящегося дыма. Некоторое время Гэллоуэй болтала о всякой всячине.

– Почему ты согласилась встретиться со мной? – наконец спросила Гэллоуэй.

– А разве не мне следовало задать этот вопрос?

Гэллоуэй приподняла бровь, и Бах продолжила:

– У тебя уже есть потрясающая новость. Не могу понять, почему ты просто не выдала ее в эфир. Зачем договариваться о встрече с тем, с кем ты была едва знакома десять лет назад, с кем с тех пор не встречалась и кому никогда не симпатизировала?

– Ты всегда мне нравилась, Анна-Луиза. – Гэллоуэй посмотрела вверх и некоторое время разглядывала парочку, крутящую педали летающего велосипеда, потом перевела взгляд на Бах. – У меня такое ощущение, что я тебе кое-что должна. В любом случае когда я увидела твое имя, то подумала, что мне следует посоветоваться с тобой. Я не хочу навлечь на тебя какие-либо проблемы. – Она внезапно разозлилась. – Мне не нужна эта история, Бах. Мне не нужна любая история, я слишком велика для этого. Я могу забыть про нее или же использовать, и никакой разницы не будет.

– О, как мило. Возможно, я не понимаю, как ты платишь по долгам? Или на Земле это делается как-то иначе?

Бах подумала, что Гэллоуэй сейчас встанет и уйдет. Она уже протянула руку к трости, но передумала.

– Я так понимаю, что в таком случае не имеет значения, опубликую ли я эту историю?

Бах пожала плечами. Она в любом случае пришла не говорить о Чарли.

– Кстати, как там поживает Кью-Эм? – спросила она.

На этот раз Гэллоуэй не отвела взгляд. Она молча просидела почти минуту, вглядываясь в глаза Бах.

– Я думала, что готова к этому вопросу, – ответила она наконец. – Он живет в Новой Зеландии, в коммуне. Судя по тому, что рассказали мои агенты, он счастлив. Они там не смотрят телевизор и не женятся. Совершают разные обряды и много трахаются.

– Ты действительно отдаешь ему половину дохода от той… той записи?

– Отдавала, отдаю и буду отдавать до конца своих дней. Между прочим, брутто-половину, дорогая моя, а это большая разница. Он получает половину от каждой марки дохода. Он с этого зарабатывает больше, чем я… и он ни разу не коснулся этих денег. Они так и копятся на счете в швейцарском банке, который я открыла на его имя.

– Ну, он же никогда и ничего не продавал.

У Бах это вырвалось непроизвольно, но Гэллоуэй, похоже, ничуть не задело. То, что она продала…

Существовал ли другой человек, которого предали бы столь абсолютно, как Кью-Эм Купера? Бах могла лишь гадать. Пусть она сама его любила, но Купер безоглядно влюбился в Меган Гэллоуэй.

И Гэллоуэй влюбилась в него. Тут никакой ошибки быть не могло. Сомневающиеся могут заглянуть в каталог «Золотая цыганка», где под номером первым значится запись эмоций с простым названием «Любовь». Поставьте ее в проигрыватель транс-записей, наденьте шлем, нажмите кнопку воспроизведения, и вы сами узнаете, насколько сильно и всеобъемлюще Гэллоуэй влюбилась в Купера. Но перед этим непременно проконсультируйтесь у психиатра. Известно, что эта запись может спровоцировать суицид.

Купер счел это препятствием на пути истинной любви. Он всегда думал, что любовь – это то, что происходит между двумя людьми, нечто исключительное, нечто личное. Он не был готов к тому, что Гэллоуэй запустит ее в массовое производство, поместит в коробку с вкладышем, снабдит ценником «14,95 лунных марок», и станет продавать во всех магазинах транс-записей от Пеории до Тибета.

А наибольшая ирония во всем этом для человека, который в конечном итоге нашел прибежище в мелкой секте в дальнем уголке Земли, заключалась в том, что и сама запись, посредством которой его предали и унизили, была доказательством того, что Гэллоуэй ответила на его любовь.

И Гэллоуэй ее продала. И неважно, что у нее имелись на то причины и что этим причинам Бах могла во многом симпатизировать.

Она ее продала.