Читаем Голубка. Три истории и одно наблюдение. Контрабас полностью

Незнакомец на момент перестает вертеть сигарету, делает резкий взмах рукой – и действительно: выдвигает ферзя! Выдвигает его далеко вперед, в сплоченные ряды противника, словно рассекая надвое поле битвы.

Вот это ход! Вот это размах! Да, они предполагали, что он пойдет ферзем – но чтобы так далеко! Никто из зрителей – а они кое-что смыслили в шахматах – не рискнул бы на такой ход. Но тем-то и отличается от них настоящий мастер. Настоящий мастер играет оригинально, рисково, решительно – просто совсем иначе, чем средний игрок. И потому, будучи обычным средним игроком, каждый ход мастера постичь невозможно, ведь… в самом деле непонятно, зачем нужно было проводить ферзя туда, где он оказался. Он не представлял там никакой опасности, разве что угрожал фигурам, которые со своей стороны были защищены. Но цель и глубокий смысл дерзкого хода скоро прояснятся, мастер знает, что делает, у него наверняка есть свой план, это легко заметить по его непроницаемому лицу, по уверенной, спокойной руке. После такого нетривиального хода ферзем даже самому неискушенному из зрителей стало ясно, что здесь за доской сидит шахматный гений, какого еще не скоро встретишь. Жан, старый матадор, удостоился только саркастического сочувствия. Ну что он может противопоставить такому безудержному напору? Его-то все знали как облупленного! Может, он и попытается выбраться из этого дела, играя мелочно, мелко, осторожно и осмотрительно… И Жан, после долгих раздумий и прикидок, вместо того чтобы парировать великолепный ход ферзем столь же смелым ответным ходом, бьет маленькую пешечку на h4, оказавшуюся оголенной из-за продвижения черного ферзя.

Потеря второй пешки ничуть не смущает молодого человека. Не раздумывая ни секунды, он проводит своего ферзя на правый фланг, врывается в самое сердце боевых порядков противника и занимает поле, с которого может одновременно атаковать вражескую оборону – коня и ладью, а кроме того, оставаться в угрожающей близости от королевской линии. В глазах зрителей вспыхивает восхищение. Этот Черный – сущий дьявол! Все ему нипочем! «Он – профи, – шепчут они, – гроссмейстер, виртуоз! Сарасате шахматной игры!» И с нетерпением ждут ответного хода, главным образом для того, чтобы прийти в восторг от очередной дерзкой выходки Черного.

А Жан медлит. Думает, терзается, раскачивается на стуле, дергает головой, так что тошно смотреть, – да ходи же ты, наконец, Жан, делай свой ход и не пытайся затормозить неизбежное развитие событий!

И Жан делает ход. Дрожащей рукой он выводит из-под удара коня и ставит его на поле, с которого можно атаковать ферзя и ладью. Ну что ж. Ход неплохой. Ничего другого ему и не оставалось. Ведь он был зажат со всех сторон. И мы все, кто тут стоит, сыграли бы точно так же. «Но это ему ничего не даст! – шелестит в воздухе. – Черный это предвидел!»

А рука Черного уже как ястреб проносится над полем, хватает ферзя и несет его… нет, не трусливо назад, как сделали бы мы, а вперед и направо на единственное свободное поле. Невероятно! Все застывают от изумления. Никто не в состоянии постичь смысл этого хода, ведь теперь ферзь стоит у края доски, ничему не угрожает и ничего не защищает, стоит совершенно бессмысленно – но очень красиво, безумно красиво, никогда еще ни один ферзь не стоял так гордо и одиноко в рядах противника… Жан тоже не понимает, какую цель преследует этим ходом его соперник, в какую ловушку хочет его заманить, и только после долгих раздумий, испытывая страшные сомнения, решается взять еще одну незащищенную пешку. Теперь, как подсчитали зрители, его положение на три пешки лучше, чем у Черного. Но разве в этом дело! Что значит это численное превосходство в борьбе с противником, способным мыслить стратегически, для которого имеют значение не фигуры, а развитие, ошеломительное молниеносное нанесение удара? Берегись, Жан! Ты еще будешь охотиться за пешками, ты даже не успеешь оглянуться, когда очередной ход насмерть сразит твоего короля!

Ход за Черным. Незнакомец сидит спокойно, вертя в пальцах сигарету. Сейчас он думает немного дольше, может, на одну, может, на две минуты дольше обычного. Воцаряется полная тишина. Никто из окружающих не решается произнести ни слова, не решается даже взглянуть на доску, все взгляды устремлены на молодого человека, на его руки и его бледное лицо. Кажется, что в уголках его губ уже змеится торжествующая улыбка. Едва заметное трепетанье ноздрей предвещает великие решения. Каким будет очередной ход? Какой сокрушительный удар готовит маэстро? Сигарета замирает в пальцах, незнакомец наклоняется вперед (дюжина взглядов провожает его руку: сейчас он сделает свой ход, сейчас он сделает свой ход!) и передвигает пешку с g7 (кто бы мог подумать!)… пешку с g7 на… g6!

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-бестселлер

Нежность волков
Нежность волков

Впервые на русском — дебютный роман, ставший лауреатом нескольких престижных наград (в том числе премии Costa — бывшей Уитбредовской). Роман, поразивший читателей по обе стороны Атлантики достоверностью и глубиной описаний канадской природы и ушедшего быта, притом что автор, английская сценаристка, никогда не покидала пределов Британии, страдая агорафобией. Роман, переведенный на 23 языка и ставший бестселлером во многих странах мира.Крохотный городок Дав-Ривер, стоящий на одноименной («Голубиной») реке, потрясен убийством француза-охотника Лорана Жаме; в то же время пропадает один из его немногих друзей, семнадцатилетний Фрэнсис. По следам Фрэнсиса отправляется группа дознавателей из ближайшей фактории пушной Компании Гудзонова залива, а затем и его мать. Любовь ее окажется сильней и крепчающих морозов, и людской жестокости, и страха перед неведомым.

Стеф Пенни

Современная русская и зарубежная проза
Никто не выживет в одиночку
Никто не выживет в одиночку

Летний римский вечер. На террасе ресторана мужчина и женщина. Их связывает многое: любовь, всепоглощающее ощущение счастья, дом, маленькие сыновья, которым нужны они оба. Их многое разделяет: раздражение, длинный список взаимных упреков, глухая ненависть. Они развелись несколько недель назад. Угли семейного костра еще дымятся.Маргарет Мадзантини в своей новой книге «Никто не выживет в одиночку», мгновенно ставшей бестселлером, блестяще воссоздает сценарий извечной трагедии любви и нелюбви. Перед нами обычная история обычных мужчины и женщины. Но в чем они ошиблись? В чем причина болезни? И возможно ли возрождение?..«И опять все сначала. Именно так складываются отношения в семье, говорит Маргарет Мадзантини о своем следующем романе, где все неподдельно: откровенность, желчь, грубость. Потому что ей хотелось бы задеть читателей за живое».GraziaСемейный кризис, описанный с фотографической точностью.La Stampa«Точный, гиперреалистический портрет семейной пары».Il Messaggero

Маргарет Мадзантини

Современные любовные романы / Романы
Когда бог был кроликом
Когда бог был кроликом

Впервые на русском — самый трогательный литературный дебют последних лет, завораживающая, полная хрупкой красоты история о детстве и взрослении, о любви и дружбе во всех мыслимых формах, о тихом героизме перед лицом трагедии. Не зря Сару Уинман уже прозвали «английским Джоном Ирвингом», а этот ее роман сравнивали с «Отелем Нью-Гэмпшир». Роман о девочке Элли и ее брате Джо, об их родителях и ее подруге Дженни Пенни, о постояльцах, приезжающих в отель, затерянный в живописной глуши Уэльса, и становящихся членами семьи, о пределах необходимой самообороны и о кролике по кличке бог. Действие этой уникальной семейной хроники охватывает несколько десятилетий, и под занавес Элли вспоминает о том, что ушло: «О свидетеле моей души, о своей детской тени, о тех временах, когда мечты были маленькими и исполнимыми. Когда конфеты стоили пенни, а бог был кроликом».

Сара Уинман

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Самая прекрасная земля на свете
Самая прекрасная земля на свете

Впервые на русском — самый ошеломляющий дебют в современной британской литературе, самая трогательная и бескомпромиссно оригинальная книга нового века. В этом романе находят отзвуки и недавнего бестселлера Эммы Донохью «Комната» из «букеровского» шорт-листа, и такой нестареющей классики, как «Убить пересмешника» Харпер Ли, и даже «Осиной Фабрики» Иэна Бэнкса. Но с кем бы Грейс Макклин ни сравнивали, ее ни с кем не спутаешь.Итак, познакомьтесь с Джудит Макферсон. Ей десять лет. Она живет с отцом. Отец работает на заводе, а в свободное от работы время проповедует, с помощью Джудит, истинную веру: настали Последние Дни, скоро Армагеддон, и спасутся не все. В комнате у Джудит есть другой мир, сделанный из вещей, которые больше никому не нужны; с потолка на коротких веревочках свисают планеты и звезды, на веревочках подлиннее — Солнце и Луна, на самых длинных — облака и самолеты. Это самая прекрасная земля на свете, текущая молоком и медом, краса всех земель. Но в школе над Джудит издеваются, и однажды она устраивает в своей Красе Земель снегопад; а проснувшись утром, видит, что все вокруг и вправду замело и школа закрыта. Постепенно Джудит уверяется, что может творить чудеса; это подтверждает и звучащий в Красе Земель голос. Но каждое новое чудо не решает проблемы, а порождает новые…

Грейс Макклин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века