Голубка

Анна Ивановна поцеловала мягкими, теплыми губами в висок, сказала:

— Ну, Ангара сойдет, свидимся.

На «газике» Виктор добрался до аэродрома, потом летел на маленьком трехместном самолете с какими-то старичками.

Чем ближе подлетал он к Ярску, тем больше волновался.

Вечером Виктор уже был в общежитии. Стукнул в дверь их каморки, подождал, потом открыл своим ключом. Он стоял, оглядываясь и понимая, что Женя тут была совсем недавно. Он чувствовал это по вещам, по примятости одеяла на кровати, по теплому еще чайнику. Виктор все никак не мог раздеться, руки у него дрожали. Он прилег прямо в куртке, глядя в потолок, и слушал, когда прозвучат ее шаги. Он звал их, и они приближались...

Вошла Женя, румяная от мороза, в куртке, в шапке. Закрыла за собой дверь и встала на пороге. И Виктор растерялся — сидел и смотрел на нее, будто его застали за каким-то запретным делом.

Она выронила из рук хлеб и сгущенку, бросилась и прижалась к нему. Так простояли они долго, она вдруг заплакала. Она плакала сильней и сильней, слезы обжигали ему шею. Так же уткнувшись в его плечо, она сказала:

— У нас несчастье: обвалился цех... Верка уехала... Все-все плохо, и тебя нет. Не уезжай больше, не могу, не хочу без тебя.

Глава десятая

Весна пришла в котлован. По камням со стометровой высоты падали серебристые струи, обмерзая на лету, казалось издалека, будто сверху протянулись белые канаты. Темнел лед на Ангаре, но незначительно. Все знали, что еще долго, до мая или июня, будет река совсем ледяной между темными берегами, неподвижной, неестественно белой.

Оставшись одна после отъезда Виктора на Соколовку, Женя теперь выходила на работу пораньше, чтобы меньше быть наедине с собой, со своими мыслями. Она могла тихо пройти по улицам, удивляясь первой своей весне здесь.

Ей казалось, что все другие весны не были первыми, а только вот эта, ярская — первая ее весна.

Она проходила по улицам и здоровалась со встречными. Глядела на собак, которые пробегали, совсем не обращая внимания на людей, с очень занятым видом. Она думала, что в Ярске, наверное, существует своя собачья организация и каждая собака имеет свою скрытую жизнь и свой маршрут.

Проехал мимо самосвал, медленно, потому что сзади на веревке брела корова. За рулем сидел шофер с их участка. Женя знала его в лицо, хотя не помнила, как зовут.

Ярск — это большая деревня, где все на виду.

Ее обогнали будки, целых пять будок. Не оглядываясь, она по звуку определила, что это именно будки, а когда они догнали, смогла по номерам определить, куда они направлялись. Будки шли на врезку правого берега и на бетонный завод, на самые дальние объекты, машины выезжали туда на полчаса раньше других.

Она уже знала, что семьдесят третью машину ведет шофер, прозванный за свою осторожность «Сенька-резинщик», а в последнюю, с брезентовым верхом, всегда подбираются зубоскалы. Они специально садятся в эту последнюю машину, в которой ничто не заслоняет задний и боковой обзор, и на медленном ходу хором обсуждают все, что может подлежать обсуждению вслух. Они курят и зубоскалят не от злости, а от избытка хорошего настроения и чувства силы выспавшихся перед второй сменой мужчин.

— Сережа, ты что везешь? — кричат с последней машины человеку с тележкой.

— Доски.

На машине оживляются, сейчас будут комментарии. Вот они: «Комната у него маленькая, жену поставить негде. Теперь он ей гараж пристраивает!»

— Ха-ха-ха! — орут остальные, блестят глаза и зубы.

Замечают Женьку, узнают. Кто-то предлагает:

— Залезай, молодайка!

— Нет, спасибо, — говорит она.

— Это Женька Голубка, — произносит кто-то в глубине.— Недавно замуж вышла.

Все знают. Кто-то к случаю рассказывает: «Едет шофер, говорит: «Садись, бабушка!» А она отвечает: «Спасибо, милый, но я тороплюсь, я лучше пешочком пройду».

— Ха-ха-ха! — кричат в машине.

— О-го-го!

Будка покачивается, потрескивает от тяжести людских тел, она уходит вниз под гору.

Женьку начинает обгонять народ — те, кто не ездит, так как живут по соседству с котлованом.

Слышно, как один рабочий говорит другому:

— Махнем шапку на авторучку?

Другой отвечает:

— Не.

— Ну, махнем... шапку на... бутылку шампанского.

Другой отвечает:

— Не.

— Ну, махнем...

Это «махальщики». В Ярске сейчас мода «махаться не глядя».

Обгоняют другие. Они рассуждают про пусковые объекты: пустим турбины и с женой в компании подадимся на Соколовку (как варианты: Енисей, Нурек, Хантайка, Бодайбо и так далее).

Люди одеты пестро. В Ярске франтоватость возрастает от ног к голове. На ногах что-нибудь случайное. Сапоги, например, валенки, войлочные ботинки «прощай, молодость» или другие — «здравствуй, старость». Выше — штаны любые. Куртка, пальто, полушубок. Но обязательно яркий модный шарф, галстук, иногда бабочкой, и великолепная шляпа.

Женьку догоняют еще будки; она их опять узнает по звуку, в одну подсаживается, ей протягивают несколько рук; сходит она на своем участке.

В управлении ей встретился Саркисов, он сказал:

— Голубева, зайдите ко мне.

Он иногда забывал здороваться, Саркисов, и Женька громко сказала:

— Здравствуйте, Баграт Захарыч.