Может, можно было оставить оружие? Уже не волновало, что оно значило, что мы сделали для его поиска. Я не смогла бы терпеть вокруг себя столь мерзостные стены, я бы просто морально не сумела к ним привыкнуть; но и Антона, уже и без того впавшего в апатическое уныние, не оставила бы. Ни за что! Ведь, несмотря ни на что, я любила его, причём гораздо больше, чем простого друга, приятеля или сопутника. Ведь я всё ещё ощущала на губах тот самый «привкус ада», который испробовала, когда только ступила в бездушную болотную жижу.
— Возможны ли неудачи? — загадочно протянула Эльвира, расслабленно сложив руки. — Нет, невозможны, совсем невозможны, говорю вам честно. Только в крайнем случае, но это уже зависит не от вас, а от меня.
— А если оставить оружие? — начала было я, но Эльвира меня сразу же перебила:
— Нет, если даже оставите оружие, всё равно выбраться сможет только один. Такова магия этих мест — после одной неудачи я уже не смогу организовывать ваше с ними взаимодействие в полной мере. Поэтому такое предложение бессмысленно.
— Только один из нас? Отлично, я останусь, — неожиданно решительно вызвался Антон, опустив оружие. — Лиза не лишится жизни, а меня уже ничего не пугает.
— Может, я? — робко спросила я, глядя в его горящие непонятым азартом глаза. Да, разумеется, я ненавидела этот дом всей душой, но по иронии судьбы я снова в него попала, причём уже в пределах другого мира. Так звучала ирония — таким, возможно, представлялось и моё будущее. От которого не имело смысла убегать, прячась, словно неизбежно умирающий от подступающей смерти. Гадкая, злая, горькая ирония!
Эльвира невозмутимо пожала плечами.
— Это ваше решение. Не моё. Думайте.
— Нет, это точно буду я, даже не думай! — твёрдо и уверенно произнёс Антон, и я осознала, что не могла ему сопротивляться… Не способна была спорить с ним, потому что он был убеждён, ясно, чётко, определённо; пугающая ярость скакала в его глазах, доказывая, что он намерен остаться в Предъадье. В любом случае.
— Хорошо… — приглушённо пролепетала я, нервно сглатывая, невольно отстраняясь от упрямого спутника. Стараясь не думать о том, что собиралась совершить предательство, истинное, гадкое. Что решила навеки оставить лучшего друга в гнилостной хижине, затерянной в беспробудной пустоте и одиночестве. Мы могли бы остаться вместе… Поступив по любви и верности, последовав принципу справедливости, но это не принесло бы ничего. Теперь было не до благородства. А вечная любовь, готовность кинуться ради друга в самые страшные авантюры, кристальная чистота и безгрешность — это по большей мере только сказки, шаблонные, наивные. Формирующие ошибочные и стереотипные представления.
Других путей не существовало, они все остались далеко позади, среди неизученных окрестностей Предъадья.
Возможно, однажды он всё же сможет спастись, сумеет выбраться, вернуть свободу — для этого требовалось время. Неизвестное количество. Неведомые месяцы, годы, десятилетия…
— Я готова, — угрюмо заявила я, взяв из рук Антона оружие и приблизившись к находившейся в ожидании Эльвире. — Абсолютно готова.
Мы не успели даже попрощаться. Потому что сразу после моих слов Эльвира исчезла, а мрак проступил сквозь окна, принявшись стремительно сгущаться. Расходящиеся голоса зазвучали в моей голове, отчаянно давя на разум, строя в воображении образы; смутная фигура Антона отдалилась, и я больше не смотрела в ту сторону, чтобы лишний раз не тревожить душу. Я снова летела сквозь пространство, сквозь время, сквозь расстояния… К свету солнца, пусть и немного помутившемуся от голубиного пламени.
========== Глава 29. От святости до преисподней ==========
Пелена растворилась в мутном и туманном сумраке. Дом остался позади, дом канул во тьму. Человеческие земли. Город С, петляющий улочками и перекрестками, играющий цветами и зеленью. Неужели я снова находилась близко к людям? Неужели я вернулась, неужели оставила позади жуткие окрестности, окружённые голубиным пламенем? В это не верилось, совсем не верилось — казалось, будто все это — сон. Ложь. Иллюзия. Такая же, как и в том омерзительном доме, от одной мысли о котором меня невольно бросало в дрожь.
Но я стояла на земле. На самой обычной, знакомой, человеческой. Только изменившейся, ужасно изменившейся. Опалённой беспощадным пламенем, вторгнутой в гнёт битвы и ненависти. Людей не было; улицы стояли сухие и безмолвные, холодные, угрюмые. Деревья вились ветвями и листьями, зловеще хрустели и кренились. Откуда-то доносились отдаленные отзвуки криков, растворяющиеся в пространстве. Кажется, все исчезло, потонуло, затерялось. Все невольно стало частью великого безумия, что разворачивалось, что не останавливалось.
В воздухе витал запах гари, деревья торчали безжизненными сучьями, ветер угрюмо безмолвствовал. Помявшись, я осмотрелась. И увидела дом. Ненавистная хижина, забытая среди зарослей, глядела на меня выцветшими оконными стыками, застеленными грязью, пропитанными безжизненностью.