Голуби — стражи ада (СИ)

— Может, всё-таки позовём Эльвиру? — хмуро предложила я. От одного упоминания этого имени он оживился, приподнявшись, вытянув оружие, странно посмотрев на меня. Настолько странно, что я невольно отступила назад.

Хотя вряд ли он питал эту ненависть ко мне, вряд ли жаждал убить меня. И себя, наверное, тоже трогать не хотел. Я чувствовала, что он ненавидел Эльвиру всеми сущностями души — это было легко понять по каждому его жесту, каждому движению. По угрюмым изгибам бровей, внезапно перекосившемуся лицу и истончившимся линиям губ. Он не хотел видеть Эльвиру, стремился держаться от неё подальше, чтобы уже никогда не пересекаться со столь странной женщиной. Как и я. Как и голос, обитавший внутри меня, приказывавший мне действовать.

Но не как часть меня, не терявшая наивной надежды.

— Мы можем поискать выход из самого дома, — безразлично усмехнувшись, предложил Антон.

— Да, давай, — я немного оживилась, но, осознав, что никуда, кроме пустоты, мы не выберемся, снова приуныла.

Несколько дней подряд мы тщательно исследовали все двери, все возможные выходы, все коридоры. Мы дышали затхлостью и ветошью, мы слушали гнилостный скрип полов, местами прогрызенных неизвестными тварями… или обыкновенными мышами. Да, мышами, которые обитали на Земле, а не в Предъадье, которые не попали в проекцию, потому что были живыми существами. Которые остались в нормальном мире.

В этот день мы в очередной раз щупали ручку, холодную, металлическую, неподатливую. Упорно и усиленно толкали дверь, силясь вырваться из удушливой неволи, — не получалось. Ничего не получалось. А мрак все сгущался, переливаясь то багровым, то чёрным, то фиолетовым цветом, словно впитывая в себя все краски, наполнявшие наши жизни и мысли. Полнейшая обречённость. Глупейшая, непростительная ошибка!

Ни мышей, ни насекомых, ни людей. Только мы, затерянные в пространстве, зажатые среди измерений. Мы не понимали, как уйти, как выкарабкаться. Мы потеряли всякую надежду, невольно поддавшись проклятиям, что обвивали каждый угол «тюрьмы». Отчаялись.

Думать, лихорадочно думать. Следовало ещё поломать голову, долго, упорно, тщательно. Просто необходимо было разгадать загадку, которая в тот момент представлялась нам слишком трудной и запутанной. Наверное, она решалась магически, возможно, даже очень легко решалась, но мы ведь не владели магией! Поэтому помочь нам могла только Эльвира. Которая вряд ли пошла бы на уступки, даже если бы мы, пересилив себя, встали перед ней на колени. Это была бы пустая трата времени, ненужные минуты времяпровождения в компании ненавистного человека. Временем теперь мы, по идее, вполне располагали, даже слишком располагали, но лишний раз беседовать с Эльвирой совершенно не тянуло.

Что ж, кажется, оставалось лишь ждать, пока адские врата с металлическим скрипом отворятся, и стаи голубей, издав ликующий потусторонний клич, пропустят нас вперёд. Тогда мы и «отпразднуем» освобождение. Правда, не совсем такое, о каком мы мечтали, но хоть какое-то освобождение, окончание срока за непростительную ошибку. Злобно ироничное.

Неожиданно на меня снова накатили мысли о рабстве, тёмные, ненавистные. Огненная рука схватила изнутри. Нет, мы не могли сдаваться; спасение, спасение, только спасение! Я готова была сделать всё. Метаться по дому, ударяясь головой о стены, пытаясь пробить неприступную материю, бить окна и двери — все что угодно, только бы найти выход, лишь бы добраться до спасения. А Эльвира не могла быть настолько непобедимой, ведь нет безвыходных ситуаций, не существует непроходимых лабиринтов.

— Антон, ты понимаешь, я ненавижу этот дом! — воскликнула я, крепко сжимая кулаки и с отвращением глядя на осыпающиеся стены. — Меня здесь взяли в рабство! Мне давали унизительные указания. Я чистила какие-то котлы от голубиных кишок, я делала всякую гадость! — я жутко поморщилась, вспомнив, чем мне приходилось заниматься в этой хижине. Антон отреагировал с удивительно холодным и неприступным спокойствием. Неужели смирился и решил оставаться в этих стенах, пока не окончатся его дни, пока голуби не распахнут для него ворота в ад?

— Я чуть не сделалась рабыней голубей! Чуть не стала выполнять приказы жалких птичек, которых мы кормим на улицах! И ты предлагаешь мне здесь провести свою жизнь?! Нет. Ни за что! — последние слова вырвались отчаянным криком, а перед глазами снова невольно предстала ненавистная картина, которую я упорно пыталась, но не могла забыть. Котлы и голубиные тропы, странные люди, облаченные в маски голубей. Непонятные собрания и сомнительные речи, полные пренебрежения и цинизма.

Всё не должно было повториться. Я просто обязалась высвободиться, во что бы то ни стало вернуться домой, пусть даже в окружённый голубями город. Эта тюрьма — хуже ада. Её стены насквозь пропитались моей несвободой и болью, её стены были для меня страшным кошмаром, которые воплотился в реальность.