Голубая лагуна

– По вкусу ли вам чай, сударыня? – бывало, спрашивает он; а Эммелина, делая вид, что потягивает из чашечки, неизменно отвечала: «Еще кусочек сахара, пожалуйста, мистер Баттон», на что следовал обычный комплимент: «Берите дюжину на доброе здоровье, и выкушайте еще чашечку».

После этого Эммелина перемывала чашки в воображаемой воде, складывала их обратно в коробку, и все, распрощавшись со светскими манерами, снова становились самими собой.

– Видал ты когда-нибудь свое имя, Пэдди? – спросил в одно прекрасное утро Дик.

– Свое что?

– Свое имя…

– Не задавай ты мне вопросов, – отвечал тот. – С какого чёрта могу я увидеть свое имя?

– Подожди, увидишь, – сказал Дик.

Он сбегал за хворостиной, и минуту спустя на белой поверхности песка торжественно выступили буквы: Butten.

– Ну, и молодец же ты мальчик, – с восхищением воскликнул Баттон. – Так вот оно, мое имя! А какие же в нем буквы?

Дик перечислил их.

– Я тебя тоже научу писать твое имя, Пэдди, – сказал он. – Хочешь, Пэдди? Хочешь писать свое имя?

– Нет, – возразил тот, который только и хотел, что в покое курить свою трубку, – на что мне оно?

Но от Дика не так-то легко было отделаться, и злополучному Баттону пришлось волей-неволей учиться грамоте. Через несколько дней он с грехом пополам научился изображать нечто вроде произведения Дика, при чем Дик и Эммелина наблюдали за ним с обеих сторон, замирая от страха, как бы он не ошибся.

– Так, что ли? – спрашивал грамотей, отирая пот со лба – Да поскорей же! сил моих нет!

– Так, так, хорошо!.. Ой-ой, криво пошел – нет, теперь ладно! Ура!

– Ура! – отзывался ученик, махая старой шляпой. – Ура! – откликались пальмовые рощи. А далекий хохот чаек также звучал похвалой и поощрением.

Нет большего удовольствия для детей, чем учить старших. Это почувствовала и Эммелина. В один прекрасный день она робко взяла на себя роль профессора географии, первоначально всунув ручонку в мозолистую руку старого друга.

– Знаете что, мистер Баттон. а я ведь знаю географию.

– А это что за штука? – спросил Баттон.

На миг она опешила.

– Это… где разные места, – пояснила она, наконец, – Хотите учиться географии, Баттон?

– Не очень-то я охоч до учения – поспешно заявил тот – В голове шумит от книжной науки.

– Пэдди, – начал, в свою очередь, Дик, – посмотри-ка сюда.

На песке появилась фигура:

– Это слон, – добавил он неуверенным тоном. Баттон издал неопределенное мычание. Дик с печалью стер своего слона, а Эммелина повесила нос. Вдруг она оживилась: лицо ее осветилось свойственной ей ангельской улыбкой.

– Дик, – сказала она, – нарисуй Генриха Восьмого.

Дик также повеселел. Он сгладил песок и начертал на нем следующую фигуру.

– Это еще не Генрих Восьмой, – пояснил он. – но сделается им в одну минуту. Меня папочка научил его рисовать: он ничего не стоит, пока не наденет шляпы.

– Надень ему шляпу! Надень ему шляпу! – умоляла Эммелина. переводя глаза с рисунка на лицо Бетона, в ожидании восторженной улыбки, когда старик увидит знаменитого короля во всем его величин.

Тут Дик единым взмахом палки увенчал Генриха шляпой.

Но, несмотря на поразительное сходство, Баттон остался невозмутимым. Дети были смутно разочарованы, хотя и видели, что портрет удался на славу. Какому художнику не приходилось испытывать то же самое перед неодобрительным молчанием критика?

Мало-помалу. Баттон привык к урокам, и – как знать? – быть может, столь сомнительные познания детей стоили истинной науки здесь, в поэтичной рамке пальм, моря и неба.

Дни росли в недели, и недели в месяцы, а корабля все не было; но Баттон мало этим смущался, тогда как его питомцам слишком весело жилось, чтобы ломать себе голову над кораблями.

Как снег на голову! налетел на них сезон дождей. Не думайте, однако, чтобы здешние дождливые дни были похожи на европейские. Проливные дожди чередовались с ярким солнцем, радугами и опьяняющим ароматом всевозможных растений.

После дождей старый матрос объявил, что к следующему дождливому сезону построит из бамбука дом: «что-нибудь в роде этого», – и начертил на песке сооружение.

Набросав таким образом план здания, он прислонился к стволу пальмы и зажег трубку. Но не в добрый час он упомянул о доме при Дике.

Мальчику не было ни малейшей охоты жить просто на земле; совсем другое дело видеть, как строят дом и помогать его строить. В нем проснулась предприимчивость. составляющая одну из сторон многогранной американской натуры.

– Как же ты помешаешь им разъехаться? – спрашивал он.

– Кому разъехаться?

– Да жердям же, если ничем их не скрепишь?

– Надо вбить накрест гвоздь, а поверх связать веревкой.

– А есть у тебя гвозди?

– Нет, – сказал Баттон. – И не задавай мне вопросов: я хочу курить трубку.

Но не так-то легко было отделаться от Дика. День-деньской только и было слышно, что: «Пэдди, когда же ты начнешь строить дом?» или: «Пэдди, я придумал, как обойтись без гвоздей».

Кончилось тем, что Баттон с горя приступил к постройке.

Он начал с того, что нарезал кучу жердей в бамбуковой роще. – потом забастовал на три дня. Но неутомимый Дик приставал к нему, как слепень. Во что бы то ни стало, он хотел строить дом.