Головы моих возлюбленных

Когда долгожданный муж возвращался, в хорошем костюме, при галстуке, в наглаженной сорочке, поскольку от него ожидали, что он будет одеваться консервативно, я едва ли не с рыданиями бросалась ему на шею. Я хотела, чтобы меня утешили и приласкали, хотела смеяться и рассказывать. Но после короткого объятия Йонас отодвигал меня в сторонку, снимал парадный костюм, заботливо развешивал его на плечиках, затем бросал взгляд на своего спящего Бартеля и просил поесть. Вполне понятно: он так устал, целый день общался с посторонними людьми, а при своем характере едва выносил такое общение. Дома он хотел покоя, и еще газету, и еще кружку пива. Если бы мы могли поменяться ролями, все протекало бы гораздо спокойнее. Лично для меня никогда не составляло труда вступать в контакты с чужими, а Йонас стал бы счастлив, получи он возможность в присущей ему искусной и спокойной манере потетешкать маленького сына. Короче, оба мы были недовольны жизнью и не хотели это признавать.

А Кора тем временем пребывала во Флоренции и проявила себя как весьма активная корреспондентка. Я каждую неделю получала от нее толстые конверты с листами, исписанными размашистым почерком, они были словно проблески света в моем деревенском одиночестве. Я, конечно, ей тоже писала, но о чем могла написать я?

В один прекрасный день явилась с визитом моя мать. После смерти Карло я ее ни разу не видела и очень растерялась. Страх примешивался к радостному ожиданию и лишал меня сна. В своей солдатской шинели она так плохо выглядела, что я с трудом ее узнала. Держа Белу на руках, я стояла перед ней и не могла выдавить из себя ни единого слова. Как мне показалось, она не без удовольствия разглядывала своего внука, и потому я передала мальчика ей. Может, Бела давал нам единственный шанс восстановить отношения.

– Прелестный мальчик, – сказала она, – благодари Бога, что это сын и он похож на Карло.

Эти слова поразили меня как молния, да и не могли не поразить, – ведь Бела ни капельки не походил на Карло. Прежние обиды на мать я постаралась вытеснить из памяти. С тех пор как не стало Карло, я ощущала себя виноватой в ее несчастье и тяжелой депрессии. Но не следовало ли хотя бы намекнуть ей, что я и сама страдаю от ее полного неприятия?

Я показала ей нашу квартиру, рассказала про нашу свадьбу, ни словом не упомянув отца, роды, выпускные экзамены. Слушала она меня или нет?

Когда пришел Йонас, у меня словно камень с души свалился. Я надеялась, что присутствие еще одного человека нам как-то поможет. Скорее можно было рассчитывать, что она с места в карьер отвергнет того, кто обеспечил мне беременность. Но этого не произошло, между ними завязался сравнительно нормальный разговор, а я тем временем готовила ужин и перепеленывала Белу. Мать рано улеглась на диванчик и хотела заснуть. Она принимала транквилизаторы.

На другой день я оставила ее одну с ребенком, а сама поспешила за покупками. Какое-то непонятное чувство вдруг заставило меня после булочной направиться не в аптеку, как предполагалось, а со всех ног помчаться домой. И я увидела мать с коляской и младенцем, чемоданом и пальто уже на углу нашей улицы. Вид у нее был совершенно безумный.

– Ты отняла у меня Карло, а за это я возьму твоего сына.

Но когда я изо всех сил отцепила ее костлявые руки от коляски, она не оказала никакого сопротивления и вслед за мной побрела к нашему дому.

– Мама, – сказала я, и на лбу у меня выступили капли пота, – ты совсем больная, тебе нельзя оставаться у нас. Я просто не могу взять это на себя. Пожалуйста, уезжай.

Она помотала головой:

– Никуда я не уеду, я больше не могу, уже давно собираюсь лишить себя жизни.

– Тебя ведь лечат, – возразила я, прижимая к себе ребенка, – тебе помогут, депрессия поддается излечению.

– Никто мне больше не поможет, а жизнь утратила для меня всякий смысл, все равно, больна я буду или здорова.

Возможно, я допустила ошибку, когда сердито сказала ей:

– Ну тогда можешь покончить с собой, самоубийство – это не преступление.

– Майя, скажи мне честно, правильно это будет или нет.

– Господи, мама! Но прежде чем ты причинишь вред моему ребенку, задай себе вопрос, откуда берется твоя ненависть.

Она умолкла и задумалась, потом ответила:

– Моя ненависть так велика, потому что моя любовь была жестоко обманута. Могу только предостеречь тебя: тот, кто любит, всегда оказывается в худшем положении.

Когда Йонас вернулся домой, он отвез ее к поезду, поскольку я успела ему сказать, что мы ни на секунду не должны оставлять ее с ребенком одну.

Три дня спустя мы получили известие, что моя мать отравилась ядохимикатом.