Головоломка

Теперь ей стало понятно, кому принадлежала солнечная комната с коробками, почему он так умело ухаживал за Нолли… И не хотелось думать о том, чего ему стоило убрать из этой комнаты ради нее вещи сына, принести с чердака его кроватку…

— Давай уйдем отсюда? — прошептала Делия.

— Надо унести кроватку…

— Завтра. Я сама позабочусь об этом, но не сегодня. — Она проводила его до двери в спальню и задумалась. Разве можно было оставлять его одного наедине со страшными воспоминаниями?

— Наверное, мне лучше побыть с тобой…

— Это входит у нас в привычку, — заметил он.

— Не все привычки плохие. — Ей показалось, она уловила тень улыбки, осветившей его серые глубокие глаза. — Я просто буду рядом, чтобы ты не чувствовал себя одиноким.

— И никакого секса? — спросил он почему-то шепотом.

Она решительно покачала головой. Джонатан крепко обнял ее и поцеловал в макушку.

Потом, лежа рядом, Делия долго слушала его.

Он взахлеб рассказывал о Линде, о маленьком Николасе, о долгих годах страдания и одиночества. Она умела слушать. Не перебивала и не задавала лишних вопросов, ловила каждое слово, нежно гладя его по голове, особенно, когда речь заходила о самом страшном.

Наконец он выговорился, вычерпал до дна души накопившуюся боль и замолчал. Делия, уставшая задень, вздремнула, обняв его, и, как ей показалось, когда она открыла глаза, прошло совсем немного времени. Но за окнами уже брезжил рассвет.

Джонатан полусидел-полулежал, откинувшись на подушки, неотрывно и восхищенно смотрел на нее. На нем не было футболки, и кожа на его мощных плечах красиво блестела в первых розово-оранжевых лучах солнца, проникавших в спальню сквозь широкое окно.

— Только не подумай, пожалуйста, что я воспринял тебя и Нолли, как замену утраченному, — сказал он, едва заметив, что она проснулась.

Делия недоверчиво улыбнулась.

— Я все понимаю, Джонатан…

— Хорошо, я признаюсь тебе честно: сначала мне пришло в голову нечто подобное. — Он нервно провел рукой по волосам. — Я подумал, что хорошенькая мамочка с малышкой посланы мне самим Богом и, если в доме вновь появятся женщина и ребенок, то моя жизнь наполнится новым смыслом… Теперь я сознаю, что был не совсем прав…

— Ты уверен, что не ошибаешься? — осторожно спросила она.

— Абсолютно уверен. Нолли уже нет, я свыкся с этой мыслью, а мое отношение к тебе с каждым часом, с каждой минутой становится более серьезным, все мои мысли — лишь о тебе, Делия… — Джонатан хотел поцеловать ее, но не смел.

Рано, слишком рано! — твердил он себе.

Только бы не спугнуть, только бы завоевать ее доверие…

— Я вчера так много рассказал о себе. И, представляешь, мне стало легче. — Он многозначительно замолчал.

— Хочешь, чтобы я поведала тебе о своей жизни? — спросила Делия, поняв намек.

— Я был бы тебе очень признателен. Разумеется, ты можешь сделать это, когда возникнет такое желание и если оно возникнет. Мне кажется, такие беседы помогают расстаться с прошлым и сделать смелый шаг в будущее, — с чувством произнес он.

— Конечно, я обязательно расскажу тебе все, но в другой раз, хорошо? — Она нежно провела ладонью по его щеке.

— Согласен. Признаться честно, мне хочется поговорить сейчас совершенно о другом. — Джонатан помолчал в нерешительности, засунул руку под одеяло и ласково, едва касаясь, положил ее на живот Делии. — О твоей потрясающей родинке…

Сначала она ничего не могла понять и растерянно смотрела на него, но потом догадалась.

— Значит, ты заходил в ванную в то утро! Ты видел меня, бессовестный! — шутливым тоном, слегка покраснев, воскликнула она. — А я удивлялась, почему твоя рубашка и пуловер оказались в корзине под моим полотенцем?

Он уткнулся в ее плечо, наигранно застыдившись, и рассмеялся.

— Эта родинка просто невероятная. Как только я увидел ее, во мне вспыхнула страсть…

— Страсть? — Она неодобрительно повела бровью.

— Если бы я сказал «любовь», то ты все равно не поверила бы мне, правда?

— На лжеца Оуэна ты, конечно, не похож… — Делия замолчала.

— Эта родинка на твоем животе… — начал Джонатан, но, по-видимому, боялся закончить фразу.

— Договаривай! — потребовала Делия.

— Эта родинка ужасно сексуальная.

— Но страсть — это далеко не все, — серьезно сказала она.

— Это лишь начало. — Он приблизился к ней, и она уже чувствовала, что забывает обо всем на свете: о нанесенных ей мужчиной обидах, о клятвах самой себе никогда больше не связываться ни с одним из них. — Если я заговорю о любви, ты ведь не поверишь мне, правда? — повторил он.

На этот раз она не могла не ответить на его вопрос.

— Еще неделю назад я без раздумий ответила бы «нет».

— А теперь?

— А теперь я, кажется, рада буду поверить любому твоему слову… Поцелуй меня, Джонатан.

Он начал целовать ее страстно, горячо. И она отвечала ему, чувствуя, что готова всецело отдаться его власти, раствориться в нем, пойти за ним, куда угодно.

В аэропорту Сиэтла Александр и Эва взяли напрокат старую «хонду» болотно-зеленого цвета. Ничего лучшего не оказалось: к девяти часам утра все более-менее приличные машины уже были разобраны приезжими бизнесменами.